Карибский кризис. Часть 1, глава 34

Глава 34,
В которой повествуется, как дальше складывались наши с Таней отношения

Наконец, настал день нашего отъезда. До конца майских каникул оставалось несколько дней, но я сказал Тане, что у меня срочные дела, поэтому надо ехать. Произошло невероятное: я столько мечтал об этой поездке, а теперь, оказавшись в этом райском уголке вместе с предметом своего вожделения, вдруг задумался, что ощущение счастливой полноты кратковременно и иллюзорно, и от него останется потом только сожаление. И я, прервав наше блаженство, погрузившись в джип, мчался на предельной скорости, и не сомкнул глаз в дороге. У Таниного подъезда я был уже на автопилоте и плохо чего соображал. Но по мере приближения к Таниному дому становился всё ласковее, а моя улыбка была будто прощальный луч солнца, окутываемого грозовыми тучами: вот-вот блеснет молния, кривая, как ухмылка Сатаны. Когда Таня целовала меня на прощание, я не то просиял, не то усмехнулся: «Созвонимся!», не уточняя когда. Я проводил её взглядом, и, когда за ней захлопнулась дверь подъезда, ощутил тяжесть внезапно наступившей пустоты. В этот момент, момент окончания этой безумной поездки, сравнимой с мощной и неконтролируемой эякуляцией, мне вдруг почему-то подумалось, что это был наш прощальный поцелуй и она больше никогда не сядет в мою машину.
Однако мысли о жене, ждущей меня в Сочи вместе с ребенком, вытеснили мысли о Тане, и в следующую секунду я уже звонил Афанасию Тишину. Который, заранее предупрежденный, ждал дома, чтобы принять управление машиной и везти меня на юг.
И мы помчались обратно в сторону Сочи. Через десять часов, выехав к Черному морю в районе Джубги, я подключил общедоступный телефон и позвонил жене. Кое-как оправдавшись, объяснив своё отсутствие целым рядом правдоподобных причин и выслушав поток брани (вполне резонной), я сказал, что подъезжаю к Сочи. Мариам ответила, что приближается к Волгограду – не дождавшись меня, взяла билет на поезд и уехала на три дня раньше запланированного. Она позволила мне повидаться с друзьями – раз уж я уже в Сочи.
Друзья встретили меня в санатории «Заполярье» с легким недоумением – они паковали вещи, а через пару часов за ними должно приехать такси и везти в аэропорт. Владимир уже сутки, как уехал из Сочи. А Артур, Алексей и Игорь даже не оторвались от своих дел, чтобы пообщаться со мной. Я ждал их больше часа в открытом кафе на нижней террасе, рядом с их корпусом. Они вынесли вещи на улицу за полчаса до прихода машины и только тогда присоединились ко мне.
— О, пускай он нас отвезёт! – обрадованно произнес Игорь, никогда не упускавший случая сэкономить.
Но Артур махнул рукой – мол, хрен с ним, копейки. Странно, но они не стали ни о чём меня расспрашивать – где был, а самое главное, что их всегда интересовало – с кем? Ситуация получилась настолько глупая, что никто толком не знал, что сказать. Просто сидели в кафе, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Не дождавшись заказанного кофе, Игорь Быстров и братья Ансимовы ушли, едва завидев спускавшийся с горы таксомотор (таксистам разрешалось заезжать на территорию санатория). Прощаясь, Артур лишь поинтересовался, когда я доберусь до Петербурга.
Они уехали, оставив меня одного, созерцающего четыре чашки кофе, которые официант принёс, когда такси скрылось за деревьями. Выпив только свою, я поплелся в гору к своему джипу, оставленному на стоянке возле административного корпуса. Раз уж нас с Тишиным запустили на территорию, мы искупались в большом крытом бассейне с морской водой и водяными горками, расположенном рядом с пляжем. Когда, переодевшись, шли в кафе, у меня зазвонил телефон. На экране высветился Танин номер, и мне пришлось зайти за корпус, чтобы не было слышно шума прибоя.
— Проснулся? Ну что, когда ты за мной заедешь?
— Танюша… а я сейчас… далеко… в Казани.
— Где?! – её изумлению не было предела. – Что ты там делаешь?!
Я отрепетированно отчеканил то же самое, что неделю назад объяснял своей жене: надо решить вопрос с тендером в шестой больнице и посмотреть, что там с аптеками. Это были реальные дела, существовавшие в действительности, только вопрос по тендеру на шестнадцать миллионов решила Ирина Кондукова, комиссионные по предыдущим платежам я перечислил главврачу шестой больницы из Петербурга, а аптечными делами должен был заняться Ренат сразу после майских праздников.
Это известие привело Таню в жуткое расстройство. Она-то думала… Не дослушав меня, она отключила трубку. Мне пришлось перезванивать, чтобы извиниться и по новой объяснить ситуацию. В конце концов, в чём причина обид – ведь, когда вчера расстались, я же не пообещал, что заеду утром. Да, как только вернусь в Волгоград, сразу же первым делом загляну к своей любимой, а сейчас, извините, дела! Я не какой-то там бездельник, а бизнесмен, у которого дела по всей России. Таня приняла объяснение – просто сказала, что недопоняла, и, конечно же, будет смиренно ждать моего возвращения.
Итак, за спланированным мной недоразумением скрывалось нечто большее, чем простое недопонимание. Ещё пришло осознание того, до чего же неправильно я всё делаю. Раньше мне удавалось, не задумываясь, в лёгкую обставлять все свои дела так, что все вокруг оставались довольны (никто не был в претензии). А сейчас необременительный флирт приобрёл очертания преступной страсти и в таком виде уже может расцениваться как измена жене; финансовые просчеты стали слишком серьёзными, чтобы их последствия можно было нивелировать каким-нибудь смелым и быстрым маневром (как прошлогодняя вексельная схема); ну а игнорирование корпоративного отдыха уже бросает вызов духу коллективизма, который усиленно культивирует лидер компании Владимир Быстров.
Мне ничего не оставалось, как возвращаться в Волгоград. По дороге я заглянул в Ставрополь к заместителю главврача Краевой клинической больницы, с которым меня связывали давние деловые отношения.
В Волгограде я провёл с семьёй остаток отпуска, три дня, и если чуть ранее, когда я забирал Таню, мне пришлось попросить её приехать ко мне на такси в условленное место, где бы мою машину не увидели знакомые и не донесли жене, то теперь мне пришлось поставить джип на стоянку, чтобы меня не увидела Таня, которой я сказал, что уехал в Казань. Вернувшись в Петербург, я влился в работу. Компаньоны простили мне отсутствие на корпоративном отдыхе – чем бы официальный гендиректор Экссона и главный специалист по отмыванию денег ни тешился, лишь бы в реабилитационный центр не попал и обналичивающие конторы сбоя не давали.
Дело должно было двигаться – либо вперёд, либо назад. Я силился, но никак не мог придумать какое-нибудь промежуточное решение, которое бы устроило и меня, и Таню. Нужное решение всё не приходило. Я перестал звонить ей сам, потому что не знал, что говорить – она-то ждала, чтобы я уехал с ней в Абхазию, либо, ввиду того, что не могу оставить сейчас Экссон, забрать её к себе в Петербург. В любом случае предполагался официальный развод с Мариам и женитьба на Тане. Но вариант с разводом никак мной не рассматривался. Мариам что-то прознала про мои похождения, получила кое-какую информацию от «доброжелателей», недостатка в которых никогда не бывает, пошли разбирательства и скандалы, и, возможно, желаемое Таней произошло бы, но я приложил максимум усилий, чтобы сохранить семью. Мариам допрашивала меня насчет того, куда я пропал на майские праздники и почему не приехал к ней в Сочи, ей почти удалось взять меня на мушку, но я отвертелся. «Доброжелатели» направили её по ложному следу – она была уверена, что я развлекался с некоей таинственной незнакомкой в гостинице «Старая Мельница» на берегу Финского залива. Также, кто-то дал ей не совсем свежий номер петербургского журнала Time Out, в котором был случайный кадр из ночного клуба Магриб, запечатлевший меня с какой-то подругой, с которой у меня ничего и не было, – ну это вообще пустяк: Мариам знала, что мы с компаньонами иногда ходим в ночные клубы, где может попастся случайная собеседница. У жены было достаточно поводов для подозрений, но не было фактического материала, доказательной базы, чтобы меня разоблачить… и даже когда таковой появился, она не стала подавать на развод.
В такой ситуации я посчитал невозможным рушить семью. И перестал звонить Тане, а когда она звонила мне сама, то оправдывался неотложными делами, которые мешают мне приехать к ней. Через две с половиной недели после того, как я высадил её у подъезда после нашей незабываемой поездки, она позвонила, чтобы сказать мне что-то очень серьёзное. Я был с семьёй на Крестовском острове и в тот момент, когда позвонила Таня, показывал сыну жилой квартал «Морской Фасад» (в котором была наша новая квартира), который хорошо просматривался с того места, где мы находились.
— Привет, куда пропал, чего не звонишь! – услышал я в трубке такой знакомый голос и инстинктивно обернулся – Мариам была достаточно далеко, в ресторане «Русская рыбалка» на Южной дороге, но мало ли чего. Алик погнал на велосипеде, и я покатился за ним на своих роликовых коньках.
— Танюш… у меня тут небольшие проблемки…
— Когда ты ко мне приедешь?
— Скоро…
— Когда? – спросила она нетерпеливо и загадочно прибавила. – Нам нужно поговорить!
— Скажи сейчас по телефону.
— Не могу по телефону, надо лично…
И я вдруг с такой ясностью понял, что она хочет мне сказать, как будто сканировал её мысли, как инопланетянин из фильма «Кин-дза-дза». Я катился через парк в сторону стадиона имени Кирова, что-то говорил, слушал Танин голос, будто вибрирующий уже какими-то новыми, не звонкими девчачьими, а какими-то более мягкими женственными интонациями, а в голове моей сверлило: «Боже, неужели? Как это могло случиться?!»
Светлая головка Алика мелькала впереди, и тут меня будто током пронзило – на полном ходу Алик, не вписавшись между двумя железными турникетами, задел железный столбик и упал с велосипеда на асфальт.
— Я перезвоню! – отключившись, я стремглав бросился к сыну.
Он очень серьезно ушибся, зашелся таким громким плачем, что собрал вокруг нас толпу прохожих. Я не на шутку испугался, кроме того, буквально физически ощущал боль ребенка. Я позвонил Мариам и приказал, чтобы срочно бежала к стадиону Кирова. Вместе с участливыми прохожими мы осмотрели Алика, который никак не успокаивался – кроме ссадин, серьезных повреждений не оказалось, но всё же мы с женой повезли его в травмпункт, чтобы получить консультацию врача.
Тане я так и не перезвонил. Она продолжала звонить мне сама, спрашивая, когда сможет меня увидеть для серьезного личного разговора. Я не мог не думать о ней, и продолжал её любить, но не мог заставить себя позвонить ей. Это было жестоко, но так было надо. То было не решение – ведь решение можно менять. То было нечто более серьезное – особое состояние души. Я шёл своей дорогой с уверенностью лунатика. И чувствовал, что уже не я, а кто-то другой, которого я знал и не знал, никогда не колеблющийся, руководит моими поступками.