Карибский кризис. Часть 1, глава 40

Глава 40,
В которой описываются события осени 2004 года

Кубинский проект не понравился мне с самого начала. На моей фирме периодически возникали острые ситуации, собственно, бизнес только из таких и состоит, но в начале ноября 2004-го, когда мы с друзьями оплачивали новогоднюю поездку, обстановка на Совинкоме имела предельный уровень опасности. Снова возникла путаница во взаиморасчетах. Долги постащикам составляли более 35 млн рублей, точную цифру не мог назвать никто. Исполнительный директор Расторгуев сколотил коалицию неповиновения, состоявшую преимущественно из птенцов гнезда Иосифова, количеством около 10 человек. Конкретные задания по отчетности, организации и документообороту либо игнорировались (даже обсуждаемые вместе, прописанные на соответствующем приказе), либо выполнялись формально. Нужно было срочно что-то делать – уволить всех протеже святого Иосифа, всю эту команду зла, но аккуратно, чтобы не осложнить отношения еще и с ним. И я должен был видеть на шаг впереди злых дел. Я чувствовал необходимость отправиться на две недели в Волгоград вместо Кубы. Опять же экономия.
— Почему Куба? Зачем ехать в Тулу со своим самоваром?! – вопрошал я друзей, пытаясь отвертеться от поездки (мы отправлялись туда с женами).
Но решение было принято, Куба была самой недорогой тропической страной, отказаться от коллективного отдыха не было никакой возможности, и я успокаивал себя тем, что всё равно первые две недели января работы никакой, вся страна отдыхает.
Я оплатил путёвки, не получив окончательного согласия жены. Согласовать с ней какое-либо решение было пыткой, она выматывала бесконечными «зачем?» и «почему?», и даже такой вопрос, как выбор утюга, превращался во вселенский скандал; она требовала, если мне «дорога семья», принимать участие в решении даже таких мелочных вопросов, в которых моё участие не имело смысла, и мои попытки отвестись воспринимались как измену, начинались предъявы: «ты не мужик!» и далее по списку; поэтому, чтобы выглядеть в глазах жены «мужиком», я был вынужден выдерживать многочасовые обсуждения, и, как громоотвод, гасить её капризы. Что характерно, при покупке квартиры на «Морском Фасаде» было относительно мало споров; при покупке джипа штормило уже посильнее (это обсуждалось, но до конца не обсудилось, и я просто поставил Мариам перед фактом: «Я купил тот самый Паджеро, который мы обсуждали месяц назад»), отголоски этого скандала раздаются до сих пор; ну а при замене двери разразился настоящий апокалипсис – возникла настоятельная необходимость поставить новую железную дверь, а старую выкинуть, Мариам в своей обычной манере затянула сроки: одно ей не нравилось, насчет другого надо было подумать, третий вариант надо было поехать посмотреть еще раз, и так далее; и я принял волевое решение и заменил дверь в отсутствие жены… что тут началось – это ни в сказке сказать, ни пером описать.
В общем, чем мельче вопрос, тем сильнее Мариам на нём подвисала, и тем больше умственных усилий требовалось ей, чтобы его осмыслить… видимо, крупные дела ей были совершенно не под силу, и она вынужденно принимала ситуацию так, как есть, а на мелочах отыгрывалась.
С кубинскими путевками произошло то же, что с дверью. Апокалипсис номер два. Причем на мой день рождения. Мы поехали с семьёй в ресторан, по дороге я сообщил Мариам, что поездка на Кубу оплачена… и тут разразилась буря! (Вообще, следует отметить, что из всех вариантов ведения беседы Мариам препочитает тот, что связан с максимальным выбросом адреналина).
В какой-то момент ссоры – мы проезжали по набережной Робеспьера – я даже выпустил руль из рук, и машину вынесло на встречную полосу. Мариам кричала, что никуда не поедет, потому что «хотела поехать в какую-нибудь европейскую страну, где красивая зима, потому что зимой НАДО ездить туда, где настоящая зима со снегом, а в тропические страны НАДО ездить летом». Хотя пару недель назад считала, что было бы неплохо сбежать от этих проклятых холодов и погреться на солнышке в какой-нибудь тропической стране.
— Что значит «НАДО»?! – возмущался я. – Где написано, что в январе «НАДО» ехать в Европу, а летом «НАДО» на море?!
— Ребёнок плохо перенесёт долгий перелёт и акклиматизацию.
С этим я согласился и сказал, что друзья тоже едут без детей, а Алика мы можем оставить с тёщей. Но Мариам снова затянула тоскливые тексты о том, что всё решено мною, как обычно, втихаря без её ведома. Когда мы обсудили этот вопрос и мне уже показалось, что она смирилась, как вдруг она подумала, что тоже, возможно, плохо перенесёт акклиматизацию, которая, по её разумению, длится не менее десяти дней, и поэтому нет никакого смысла ехать на две недели.
Закрутился новый виток скандала.
— Послушай, это уже даже не смешно, – пытался я её урезонить. – Пошутили, и хватит. Если ты волнуешься за ребенка, мы можем вызвать твою маму, и она с ним побудет. А мы поедем вдвоем.
— Ты думаешь, у мамы нет других дел, кроме как тащиться из Волгограда в Петербург из-за того, что тебе приспичило зимой искупаться в море?
— Послушай, Мариам… ты так говоришь, будто я тебя тащу в Тьмутаракань. Едем, слава богу, на приличный курорт. А если твоя мама не сможет, я попрошу свою. Она с удовольствием возьмет отпуск и приедет.
— Мне плевать на курорты. Я не такая, чтобы меня поманили пальцем, и я поехала. Я забочусь о здоровье.
Меня охватила ярость:
— Блин, ты сама слышишь, что ты говоришь! Ты же такую пургу метешь!
— Не смей со мной так разговаривать! При ребенке устраиваешь скандал! Ты вообще охамел! День рождения не можешь провести спокойно!
— Скандал устроила ты, во-первых. Я, как добропорядочный муж, сообщил тебе о поездке, которая не раз обсуждалась на семейном совете. Ты встаешь в позу и говоришь такие вещи, которые в здравом уме вряд ли кто сможет произнести. Это же как надо… нагуляться на свежем воздухе… чтобы додуматься до такого: «акклиматизация», «забота о здоровье»…
— Не смей меня оскорблять! – закричала Мариам.
— Послушай, сделай милость, – перебил я, – давай хотя бы в день моего рождения ты не будешь меня доводить!
Мы приехали в ресторан «Тритон» на углу Апраксина переулка и Фонтанки (находится прямо напротив купленной мной новой квартиры, которую до этого мы с друзьями снимали для встреч). Швейцар услужливо распахнул стеклянные двери, и я, пропустив вперед себя жену с ребенком, вошел в ресторан. Как заведенный, мальчишка забегал по залам, разглядывая рыбок в многочисленных аквариумах. Аквариумы были повсюду: в стенах, в полу, вместо окон.
— Как здесь красиво! – восхищенно прошептала Мариам, разглядывая причудливые фрески.
«Наконец твоя душенька довольна», – подумал я и ответил:
— А как ты хотела?! Ресторан высокой рыбной кухни!
***
Через несколько дней после дня рождения я прилетел в Волгоград. Не обнаружив никого из руководителей Совинкома в офисе, я спустился в бункер, в котором Расторгуев сделал нецелесообразный ремонт, ограбив и без того скудный бюджет фирмы. Стремительно войдя в помещение, я получил наглядную и весьма убедительную визуализацию немой сцены из гоголевского «Ревизора»: Расторгуев, Паперно и Бунеев вперили в меня свои удивленно-настороженные взгляды, свидетельствовавшие о том, что они не ждали моего прибытия. У меня неплохая интуиция, которая меня редко подводит, и в этот момент я всеми клетками чувствовал, что меня тут только что обсуждали, причем в неодобрительном ключе.
Мы заговорили, и понемногу мои собеседники вышли из комы. Они оживились, заулыбались, стали расспрашивать, как я добрался, как дела в целом. Я не отводил проницательного взгляда от не отличавшегося мудростью Паперно, и по его сладенькой улыбочке и приторному тону мне стало примерно ясно, что тут обсуждалось перед моим внезапным появлением.
После непродолжительной вступительной беседы я вывалил кучу претензий – начиная с пробуксовки лицензирования и ввода в строй новых аптек и заканчивая форс-мажорной ситуацией, из-за которой мы могли потерять важного клиента.
Оксана Калугина, сотрудница отдела продаж, получила в бухгалтерии конверт с комиссионными для главного врача Ставропольской краевой больницы, и кто-то в этот конверт положил листок с расшифровкой взаиморасчетов с заведующим кардиохирургии, про которого главный врач не знает. Причем на листке стояла фамилия этого заведующего, а сумма посчитана для главврача. Главврач позвонил заведующему на мобильный телефон, а тот уже в аэропорту, Джонсон и Джонсон отправлял его в Бельгию на конференцию. Поездка была отменена, в больнице скандал, в Джонсоне скандал (мы выступаем как дилеры Джонсона, и в данном проекте все условия были согласованы с региональным представителем этой компании). Еще этот заведующий взял и признался, что берет от нас деньги мимо главного врача.
Я устроил разбирательство. Ирина Кондукова была уверена, что это подстроила Наталья Писарева (офис-менеджер, нанятая на место уволившейся Лены Николовой), и требовала уволить её и для надежности еще и Оксану. (Ставропольская краевая клиническая больница была клиентом Ирины). Я поддержал Ирину, отчитал провинившихся, но, оставшись с ней наедине, предъявил ей за то, что доверяет всем подряд такой важный момент, как передача комиссионных крупным корпоративным клиентам. Это строжайше запрещено, и, конечно, если бы я знал, что Ирина передоверит передачу комиссионных кому-то ещё, то познакомился бы с заказчиками и стал бы лично контактировать с ними, не допуская больше никого. А посвящать посторонних во взаиморасчеты с корпоративными клиентами – это вообще преступление! Не слушая меня и не воспринимая справедливую критику, Ирина продолжала возмущаться: «Оксана взяла конверт, внутрь не посмотрела, передала как есть. Это какая-то подстава, этих проституток, Наташу и Оксану, давно пора выгнать! Ни хера не делают, одно вредительство вокруг! Что мне говорить в Джонсоне, что говорить в Ставрополе? Представляешь, в каком мы виде перед ними всеми? С нами работать никто не будет. Я с таким трудом всю эту схему разработала, и теперь из-за какой-то шалавы всё пошло по пизде! По нашей вине сорвалась поездка доктора на конференцию».
Она была на взводе, разговаривать с ней в этот момент было бесполезно, и дальнейшее расследование я продолжил без неё. Почти весь день на это убил.
— Очень странно, – сказал я Расторгуеву, – если сумма положена в конверт для одного человека, зачем положили расчеты, касающиеся другого? Тем более что этому другому мы переводим деньги на карточку, по безналу, а расчеты Ирина передает ему по электронной почте?!
Тот невозмутимо гнул свою линию, избранную им с первых дней трудоустройства:
— А что вы хотите? Я же говорил вам, что Ирина, как говорится – кошка, которая гуляет сама по себе. Мы, например, ничего не знали про все эти дела, нас в известность никто не ставил. Если бы я был в курсе дел по Ставрополю, такого конфуза бы не произошло.
Я резонно парировал: мол, они с Паперно в офисе никак не разберутся, что называется, в трёх соснах заблудились, а им еще Ставрополь подавай. У меня появилось сильнейшее подозрение, что всё было ими же подстроено, чтобы подставить Ирину. Расторгуев явно лукавил, утверждая, будто ему ничего не известно – если об этом знала Писарева, значит, стопроцентно об этом знал и он. С самого начала Писарева стакнулась с Расторгуевым, Паперно, Бунеевым и повела войну против Ирины, которая, кстати, принимала её на работу.
Свои мысли я оставил при себе, решив, как обычно, при первом же удобном случае одним махом избавиться от всех, кто мне не нравится. Устроить лох-аут.
Ирина, Максим и некоторые другие докладывали, что эта троица – Бунеев, Расторгуев и Паперно – совершенно не вписывается в стандарты Совинкома; они ведут себя, как ленивые коты – попукивая, вальяжно прохаживаются по офису, устраивают долгие совещания, затягивают сроки выполнения работ. И я начал плющить Расторгуева и Паперно – где увеличение продаж? почему вместо роста продаж растут расходы? где данные по финансированию областей, в которых мы работаем, и почему нет четкого плана освоения всех этих бюджетов?
Расторгуев лишь важно сопел в ответ:
— Андрей Александрович, рано нам мыслить такими категориями. Нам пока в офисе дел по горло: бухгалтерия, организационные вопросы, аптеки. Еще этот кредит Волгопромбанка. Наша работа не видна со стороны, но мы, как говорится, лопатой разгребаем все эти завалы. Застаревшие проблемы отбрасываем в сторону большими комьями. В один прекрасный день у вас будет, как грится, хорошо отлаженная организация, как швейцарские часы.
Они с Паперно меня явно подначивали, втягивая в бесплодную дискуссию, и я, как мальчик, шёл на поводу, чтобы потом, анализируя своё поведение, об этом пожалеть.
— Послушайте, организация… Организация мне не нужна сама по себе. Организация нужна для того, чтобы обслуживать отдел продаж и аптеки – то есть те структуры, которые приносят прибыль. А у нас что? Отдел продаж работает, чтобы кормить организацию. То, что сейчас происходит – нерентабельно. С такими расходами ежемесячный объем продаж должен быть в три-четыре раза больше. А чтобы рационально применять усилия, чтобы не таскаться бесцельно по городу, надо знать емкость рынка, объемы финансирования территорий, на которых мы работаем. То есть, мы должны знать, сколько денег выделяется на нужды здравоохранения из областного бюджета, из городского, какими деньгами располагают больницы, помимо государственного финансирования. Далее, мы должны знать структуру расходов больниц – как больницы тратят эти деньги, и какое место занимаем мы в этой пищевой цепочке. Кроме этого, нам нужны тактико-технические данные больниц – сколько они делают операций, манипуляций, сколько потребляют шприцов, рентгенпленки, шовного материала – всю их подноготную. Я уверен, что узнав эти данные, вы увидите, что даже в нашем родном городе, где у нас имеется мощный административный ресурс… Даже в нашем городе мы будем выглядеть просто как писающие мальчики, окруженные солидными дядями, которые ходят по-крупному.
Довольный, что втянул мсня в пустопорожний разговор, Расторгуев продолжал тянуть:
— Но как мы можем выглядеть, если у себя на фирме мы не можем друг с другом договориться? Вот Ирина – она же никому не дает информацию о своих клиентах. Марина приезжает из Питера – тоже ездит по-своему, никому не отчитывается.
— Послушайте, Михал-Фёдорыч, а на что вам Ирина-Марина?! Их клиенты – это мои клиенты, девушки ездят к ним по моему поручению. Для их функционирования не нужен большой штат сотрудников. Как вам друг с другом договариваться – решайте сами, языком владеют все. Где находятся основные клиенты и органы государственной власти, ответственные за финансирование – эта информация открыта для всех. Про маркетинг и планирование я три месяца говорю, язык сломал – никто не чешется! Сидят и думают: какую бы еще проблему подкинуть генеральному…
Проанализировав свои ошибки в обращении с Расторгуевым и Паперно, я решил их прижать их же собственными словами-обещаниями: летом они утверждали, что у нас самая сильная компания в городе, что ни у кого нет такого мощного административного рычага, как у нас, что мы порвём все бюджеты и установим в городе монополию; – ну, и где это всё?! Я требовал от них выполнения их собственных обещаний, хотя отдавал себе отчет в том, что и тогда, летом, и сейчас, они действуют по указке святого Иосифа. Летом, когда у нас с ним были хорошие отношения, он сказал им, что поддерживает меня и будет всячески продвигать мою фирму, поэтому они хорохорились и рисовали радужные перспективы (причем небезосновательно); теперь же ситуация изменилась, и я с тревогой размышлял, какие пакости готовит мне старый седой греховодник.
Укрепившись в решении уволить протеже святого Иосифа всех до единого, я прибегнул к своей обычной практике выдавливания и бесконечных разносов – а в офисе уже шагу нельзя было ступить, чтобы не разозлиться настолько, чтобы быть готовым не то что к массовым увольнениям, но даже к массовым расстрелам. Вот некоторые обнаруженные мной недочеты:
— Самый больной вопрос – возврат экспортного НДС по экспортным сделкам Экссона (поставки аккумуляторных батарей в республики Прибалтики, Средней Азии и Монголии). Документы поданы, но с налоговой инспекцией никто не работает, не стимулирует, чтобы вопрос был решен в кратчайшие сроки. Расторгуев кивал на святого Иосифа: мол, мы на своём участке всё сделали, теперь пускай он на своём уровне решает. Тогда как святой Иосиф изображал ситуацию таким образом, будто ему до сих пор не растолковали всех нюансов, без которых он не может сунуться в налоговую инспекцию.
— Невыполнение планов по продажам. В начале августа Расторгуев и Паперно забожились, что к ноябрю выведут продажи на уровень 20 миллионов рублей в месяц (это по всему Южному региону). А вообще, Ирина и Паперно разработали целый ряд прибыльных проектов, подготовили соответствующие письма мэру Волгограда, святой Иосиф добился их подписания (за что я ему отвалил немало денег), и по идее мы должны были иметь месячный оборот 20 млн рублей по одному только Волгограду. Тогда как фирма застряла на обычных своих 10-ти миллионах.
— Почему-то свернули сразу несколько важных направлений деятельности, таких как реализация рентгенпленки, лабораторных инструментов и расходных материалов, дезинфектантов, в результате чего в кардиоцентр, наш родной дом, с этими позициями влезли конкуренты, причем не какие-то там серьезные, для уничтожения которых пришлось бы активировать тяжелую артиллерию, а всякая мелкая шушера, для разгона которой было бы достаточно водителя с щеткой для чистки стекол.
— Серьезно захромали организационные вопросы: инвентаризация склада и имущества фирмы, анализ движения по складу, элементарная отчетность, бюджетирование (последний пункт включал в себя такой нюанс: составление бюджета на следующий месяц, т.е. план доходов и расходов, этот документ подписывается всеми руководителями, они отвечают за его выполнение, а в конце следующего месяца перед зарплатой отчитываются; и при невыполнении плана все убытки, весь экономический ущерб высчитывается из их зарплаты. Летом я рассчитал, что при нашей средней рентабельности 15% и при наших расходах нам нужно продавать минимум на 20 миллионов, чтобы сохранять финансовую устойчивость. И с этой цифрой все согласились, но никто не взял в толк, что помимо согласия в виде кивка головой надо составлять соответствующие документы и брать на себя материальную ответственность). В итоге, мне еще ни разу не был предоставлен бюджет, и соответственно, передо мной ни разу не отчитались в его исполнении.
— Затормозилось оформление в собственность здания на территории кардиоцентра (либо заключения договора аренды на максимально длительный период). Очень важный пункт: это здание площедью свыше 500 квадратных метров Халанский отдавал мне практически задаром, и я имел на эту недвижимость очень серьёзные планы.
— Чехарда с отчетностью по аптечной выручке.
— Хаос во взаиморасчетах с поставщиками.
— Бухгалтерия Экссона – после того, как прежний главбух Мальчинина запустила учёт, документы были переданы аудиторской фирме Аудит-Стандарт. И Расторгуеву было поручено контролировать аудиторов и спрашивать за конкретные результаты. Аудиторы сначала сказали, что возьмутся за ведение учета, потом вдруг заговорили о «восстановлении», теперь отказываются от взятых на себя обязательств и говорят, будто обнаружили такие вещи, с которыми совсем нельзя работать, что надо открывать новое юрлицо, а прежнее хоронить, а когда я говорю им, что по этой фирме нам надо взыскать с налоговой инспекции экспортный НДС, они на меня смотрят, как на пришельца. Аудиторы сидят на зарплате, и когда я подписывал с ними договор, то в нём не было пункта, предусматривающего, что мы платим деньги и сосем. Если бы нас заранее поставили в известность, что будет так, я бы на такие условия не подписался. Я неоднократно говорил Расторгуеву, чтобы он в начале каждого месяца подписывал план работ, а по окончанию каждого месяца – акт выполненных работ, сверка его с планом, далее оплата. Но мои требования остались невыполненными.
— В начале 2004 года святой Иосиф пообещал мне раскачать начальника горздравотдела Кармана, чтобы тот переоформил на Совинком суперпроходные муниципальные аптеки: №№3,4, 13, и старый седой полковник даже брал деньги на решение вопроса. Сначала он отмахивался, что «не подошло время», а теперь кивает на исполнителей – Расторгуева, Паперно и Бунеева, будто задержка за ними, и, как только они добудут необходимые документы, вопрос будет решён. В чём проблема?!
— В июле при обнаружении отрицательного сальдо 12 миллионов было решено сделать на Совинкоме разделительный баланс, при котором от компании отпочковывается дочерняя фирма с левым учредителем, куда сливаются все долги. При этом Совинком остается чистым. Но, поскольку, это слишком подозрительно и нашим должникам всё станет ясно, нужно создать новую структуру, на которую срочно переоформить все лицензии и договора с основными клиентами и поставщиками, а прежнюю фирму обанкротить-похоронить. При этом виновниками выставить уволенных Мальчинину и Ярошенко, для чего завести соответствующие уголовниые дела, чтобы в случае опасности перевести на них все стрелы. Старый седой полковник проанализировал ситуацию и заверил, что всё выполнимо и ничего сверхъестественного тут нет, и не такие дела проворачивали. Теперь же, в ноябре, все катают вату и не могут внятно ответить, что сделано и когда мы получим результат по намеченному плану (КАКОМУ? До сих пор не решено, какой вариант нам больше подойдёт, и соответственно ничего не сделано). При приеме на работу Расторгуев был обязан подписать акт приема-передачи дел, в котором должен был быть указан экономический ущерб, причиненный Мальчининой и Ярошенко. Расторгуев весьма доходчиво изложил мне всё изустно (с предъявлением соответстсвующих документов) во время того самого эпического судилища, на котором я, в присутствии Паперно и Ирины эффектным ударом сломал Мальчининой нос. Означеный акт до сих пор не составлен. Чего ждём? Новых сломанных носов?!
— Не соблюдается конфиденциальность и элементарные нормы безопасности – в офисе полным полно компромата (поддельные документы, печати, липовые договора, и так далее), всё это до первого же визита контролирующих органов. Получается парадоксальная ситуация: чем больше народу, тем меньше порядка, хотя мне говорилось, будто люди не успевают, поэтому необходимо нанять новых бухгалтеров, помощников, офис-менеджеров, водителей и прочих вспомогательных работников. Ту работу, что Елена Гусева выполняла в одиночку (бухучет двух юрлиц – Совинкома и Экссона) на 5+, в настоящий момент шесть бухгалтеров (три на Совинкоме и три в Аудит-Стандарте, ответственных за бухгалтерию Экссона) не выполняют даже на тройку. И так по каждому отдельно взятому участку работы.
— в офисе отсутствовало разграничение полномочий, и каждый сотрудник отдела продаж заказывал товар у поставщиков и самостоятельно оформлял коммерческие предложения, что было строжайше запрещено – во избежание проблем, перечень которых займёт слишком много места, поэтому я его опускаю. Каждый должен был заниматься своим делом, выполнять прописанную в должностной инструкции работу, и обычно я увольнял за нарушение этого правила.
Все перечисленные пункты не возникли спонтанно и внезапно, я не придумал их только что, совсем наоборот – я ежедневно говорил об этом, писал по электронной почте, обсуждал во время приездов в Волгоград, проговаривал с руководителями и рядовыми сотрудниками. И в середине ноября, не получив никаких результатов, я был намерен прибегнуть к радикальным действиям.
Таким образом, накопилось достаточно веских поводов не только ломать носы, но и рубить головы вполне конкретным людям, и конечно же, вешать на них внушительный экономический ущерб.
Ещё одна проблема выросла если не на пустом месте, то из вопроса, в котором всегда был порядок. До сих пор все заведующие кардиоцентра практиковали возвраты – то есть экономили расходные материалы, передавали их на Совинком, который повторно отгружал их кардиоцентру, а при поступлении оплаты за них получали их стоимость за вычетом определенного процента (по поводу процентов с каждым заведующим я договаривался отдельно). Самым вменяемым был Маньковский, заведующий реанимационным отделением, а самым жадным – Калымов, заведующий рентгенхирургией, вытребовавший себе 90% и упорно не желавший уступать. Для Совинкома такое сотрудничество было не только опасным, но и убыточным, так как я выплачивал Халанскому 8% со всех перечисляемых сумм, и по сделкам с Калымовым на кармане оставалось какие-то 2% (а если учитывать налоги и офисные издержки, то фирма выходила в минус), тогда как при нормальной официальной продаже расходных материалов чистая прибыль достигала 40% (в среднем 20%). Хорошо ещё, что продажи дорогостоящих расходных материалов в его отделение стабильно росли, а доля возвратов уменьшалась.
Оставалась проблема, связанная со стентами (стент – специальная, изготовленная в форме цилиндрического каркаса упругая металлическая или пластиковая конструкция, которая помещается в просвет полых органов и обеспечивает расширение участка, суженого патологическим процессом, стент обеспечивает проходимость физиологических жидкостей, расширяя просвет полого органа, в частности, коронарной артерии). Калымов вышел на поставщиков дешевых китайских стентов, он получал от них товар, передавал на Совинком, который отгружал стенты кардиоцентру, а когда кардиоцентр оплачивал товар, я обналичивал деньги и отдавал Калымову за вычетом 10%. Иногда для экономии времени Калымов даже не утруждал себя передачей продукции и относил в аптеку кардиоцентра накладные Совинкома с подписью: «Товар получен» (что было причиной разбирательств и скандалов – пронырливая Дорецкая, заведующая оргметодотделом влезла и сюда и докладывала главврачу, что кардиоцентр платит Совинкому за товар, который не принимала аптека и который никто не видел. Но Калымов однажды жестко поговорил с ней, и с тех пор она боялась слово лишнее сказать в его адрес а за глаза стала называть «хам трамвайный»).
Китайские стенты были откровенно левой продукцией, не сертифицированной на территории России (сертификаты приходилось подделывать), а задвигал их Калымов по ценам Джонсона – по $1500-2000 за единицу. И главная опасность состояла в том, что случись какое осложнение, при разбирательстве всплывёт вся подноготная и на участников схемы заведут уголовные дела. В кардиоцентре был свой морг, каждый летальный случай разбирался на комиссии, и то, что патологоанатомы и эксперты размотают весь клубок – сомневаться не приходилось. Нарушение на нарушении – взять хотя бы то, что согласно письма, которое святой Иосиф подписал у губернатора, Совинком имел право поставлять без конкурса продукцию «Cordis», «Ethicon», «Amplatzer», «Guidant» (первые две торговые марки принадлежат компании Джонсон и Джонсон), и китайские стенты задвигали под эту марку вне конкурса, и если это обнаружится при очередной проверке, пострадает главврач. Который, конечно же, не погладит по головке хозяина Совинкома. А непробиваемый Калымов выкрутится при любых раскладах – в этом я был уверен на 100%. Поэтому я предостерегал Ирину, порывавшуюся пойти к главврачу и настучать на оборзевшего заведующего рентгенхирургией: «Ира, угомонись, Шрэк будет последним, кого вышвырнут из кардиоцентра, а первыми будем мы!» (Калымов был поразительно похож на Шрэка – такой же красивый, но только не зеленый, и за глаза его так и прозвали: Шрэк).
В разговоре с Калымовым я неоднократно поднимал проблему возвратов, в частности, как быть с продвижением стентов Cypher производства Johnson & Johnson? И вообще с продажами другой продукции Джонсона, ведь показатели неприлично низкие из-за возвратов и реализации левых китайских стентов. Представители Джонсона неоднократно отмечали трагическое несоответствие объемов операций (эти данные не являются секретом) цифрам продаж. И резонно спрашивали: у кого, если не на Джонсоне, кардиоцентр закупает материалы?!
Кроме того, Калымов как opinion-leader получал на Джонсоне деньги, ему оплачивали заграничные поездки, и компания начала сомневаться, насколько разумны инвестиции в такого промоутера.
Выслушав меня, Калымов неизменно отвечал:
— Всё ништяк!
И хотя всё это выглядело довольно тухло и небезопасно для меня, но у нас всегда был порядок во взаиморасчетах с заведующими. Всегда, пока этот вопрос контролировала Лена Николова. Когда она ушла и на её место устроилась Писарева, во взаиморасчетах наступил бардак. Заведующий реанимацией Маньковский, а также врачи из отделения нарушения ритма в итоге отказались контактировать с Писаревой, и заявили, что будут иметь дело только со мной, как в старые добрые времена, и я был вынужден взять на себя эту работу. А заведующий рентгенхирургией Калымов, наоборот, с удовольствием принимал Писареву у себя, и они выставляли мне к оплате какие-то колоссальные счета.
Я недоумевал: откуда такие цифры, сопоставимые с оборотами по его отделению, в структуре поставок официальные отгрузки составляли 3\4 общей суммы, а возвраты никогда не превышали 25%! Я поручил Ирине разобраться, она стала было вникать в детали, анализировать документы, но, запутавшись, заявила, что пора прекратить эту порочную практику, уволить Писареву, а Калымова сдать главврачу кардиоцентра:
— Ты как хочешь, но если это не прекратится, я пойду к Халанскому и скажу, что Калымов договорился с Писаревой и они вдвоем мутят эту схему – воруют расходники и по несколько раз продают обратно кардиоцентру через Совинком!
…Вот такую непростую ситуацию я имел по состоянию на ноябрь 2004 года.