Карибский кризис. Часть 1, глава 41

Глава 41,
В которой рассказывается, чем закончилось недоразуменеие с врачами Ставропольской краевой больницы, и упоминается о других достойных упоминания предметах

На наше счастье, Ставропольскую проблему удалось быстро решить – региональный представитель Джонсон и Джонсон специально для этого вылетел в Ставрополь и встретился с главврачом Краевой клинической больницы. Интересно, что главный врач во всем случившемся обвинил Джонсон, а не нас. Просто Ирина чаще Джонсонов бывала в Ставрополе и ей больше верили. С её подачи главврач начал думать, что Джонсон через нас подкармливает заведующего. Вот что значит личное общение! Можно с легкостью доказать, что черное – это белое, и наоборот. Повезло, что поездка на конференцию в Бельгию за счет Джонсона выглядела как взятка, – ведь всем известно, что инофирмы никогда не посылают врачей за границу просто так. Умные доктора – opinion-лидеры никогда не ездят за счет инофирм на конференции, они предпочитают брать деньгами, и если их приглашают на заграничный симпозиум, они просят, чтобы стоимость поездки принесли в конверте. Всё равно толку от этих конференций никакого, одна пьянка и кривотолки коллег типа «взятки берет потому на конференции ездит», а материалы докладов можно скачать в интернете.
Несмотря на то, что всё обошлось, Ирина была настроена решительно по отношению к виновницам происшествия: «Всё равно, зачем мне нужны такие косяки? Выгоняй этих мондавошек – Оксану и Наташу! Нянчишься с ними, а они – тупее всех тупых».
Я был полностью с ней согласен, кроме последнего утверждения – ведь это она устраивала этих девушек на работу и она же их натаскивала и двигала по служебной лестнице. Да, были те, с кем я «нянчился»… но про них разговор особый…
Что касается сокращений – я был склонен расширить список уволенных, включив туда Расторгуева, Паперно и всех, кто был принят по протекции святого Иосифа. Тогда как Ирина предлагала уволить одного человека – Писареву. Остальных она надеялась «приручить», включая Расторгуева и Паперно, с которыми была особенно не дружна. Святого Иосифа она в последнее время боготворила. Она считала его могущественным, справедливым, благородным человеком. Она потребовала, чтобы он поклялся здоровьем сына, что хочет только добра нашей компании. И он это сделал. При этом он не уточнил, как видит распределение прибыли в той компании, которой он хочет добра. В итоге Ирина уверовала, что все неприятности на фирме происходят только потому, что генеральный директор (то есть я) не прислушивается к советам Иосифа Григорьевича. Я привык ей доверять, но в последнее время она стала меня раздражать своими противоречивыми и непоследовательными суждениями.
Мне было трудно припомнить, с какого дня, с какого часа начался упадок моей власти на моей собственной фирме. С какой минуты, удобной для шестерок святого Иосифа, они стали изысканно лебезить передо мной, вежливо подталкивая к пропасти? Подобно злому ветру, они уничтожили все мои труды. Дерзкие притязания старого седого интригана, действовашего через своих шестерок, держали меня в постоянном напряжении. И меня поражали не столько козни врагов, сколько разрыв между моими стремлениями и результатом моих действий.
Сложившуюся на Совинкоме ситуацию не с кем было обсудить. Единственные люди, которые реально могли помочь – это Быстровы и Ансимовы, для них моя проблема была перхотью по сравнению с теми, что они решали и решают, взять хотя бы увод бизнеса у Фарида и отжатие десяти фирм-конкурентов с Балт-Электро. Но существовала вероятность, что, узнав о моих проблемах, они с таким же успехом могли похоронить Совинком, спасая свои деньги. Они могли объективно оценить обстановку и подсказать выход из тупика, но я боялся признаться им в собственной несостоятельности – их реакция была непредсказуема.
Всё, что мне оставалось делать – это ждать удобного момента, чтобы одним махом слить охреневших пассажиров – Расторгуева со товарищи. Ждать пришлось недолго.