Карибский кризис. Часть 1, глава 42

Глава 42,
О начале и развитии кризиса на Совинкоме
Итак, я плавно, но довольно надежно спускался с небес на землю: входил в пике, постепенно снижался… Лето 2004 года стало тем рубежом, когда лимит авансов судьбы полностью себя исчерпал и дальше предстояло работать, ничего уже не приобретая, с одними лишь накопленными запасами.

На Совинкоме назревал кризис, коллектив четко разделился на «старых» и «новых», почти пополам. Формально, претензии выдвигались друг другу вполне объективные, но истинная причина находилась за пределами офиса Совинкома. Иосиф Григорьевич Давиденко руководил своими людьми, которые подчинялись ему несмотря на то, что платил им я. Источник его недовольства был мне вполне ясен… Но я слишком поздно осознал всю опасность проведенного мною рекрутинга… а уж в вопросе шерше ля фам и вовсе был бессилен что-либо изменить.
Наши с ним встречи выглядели весьма характерно. Святой Иосиф принимал меня подчеркнуто любезно, учтиво расспрашивал о делах, давал советы, я изысканно благодарил за заботу и поддерживал светский разговор. Мы сидели за столом, на котором красовалось оправленное в нарядную рамку Танино фото, сидели, как давние друзья, скрыв за приятной улыбкой желание вонзить друг другу в горло когти и ядовитое жало.
Вот какая ситуация возникла стараниями старого седого интригана… а также Арины, Таниной матери… – это ведь она устроила брак дочери со своим бывшим любовником (у неё со святым Иосифом одно время был роман).
Строго говоря, на Совинкоме возникло не два, а три полюса: 1) Расторгуев и компания (протеже святого Иосифа плюс переметнувшаяся к ним Писарева); 2) старая добрая команда, душой которой была Марина Маликова (несмотря на противостояние, Паперно и Писарева пытались переманить её на свою сторону, так как её влияние на коллектив было огромно, но самое главное – у неё была мощная клиентская база); 3) ну а третьим полюсом была Ирина Кондукова, по выражению Расторгуева – «кошка, которая гуляет сама по себе». С ней явно было что-то не то, она восстановила против себя весь коллектив, и в отличие от Расторгуева и Марины, у неё не было ни одного сторонника. В один момент она была невинным ангелом, а через минуту орала так, что её не смогли бы перекричать 20 базарных баб. Однажды она пришла в офис и закатила истерику с разбрасыванием документов и метанием канцпринадлежностей из-за того, что ей негде было примоститься, чтобы подготовить коммерческое предложения для одного важного тендера, – хотя у неё было достаточно полномочий, чтобы согнать с места любого сотрудника и занять любой из рабочих столов (незадолго до этого она добровольно уступила свой стол главбуху, не определилась, где будет находиться сама и фактически на пустом месте разыгрывала из себя жертву). С ней попытались договориться и даже Расторгуев вошёл в положение и предложил ей свой стол, но она позвонила мне, прокричав буквально следующее: «Меня всё заебало, я ухожу!» После чего написала заявление об увольнении и швырнула Расторгуеву: «Подпишите!» Тот, широко улыбаясь, поставил подпись, и рядом дописал: «С удовольствием!»
Ирина ушла, громко хлопнув дверь, все облегченно вздохнули… однако её увольнение длилось не больше суток. На следующий день она пришла в офис, как ни в чем не бывало, подготовила все необходимые документы для тендера, отвезла их в соответствующее учреждение и продолжила свою работу.
Пришлось с ней считаться и подстраиваться под неё, поскольку от неё много чего зависело, она имела влияние на многих важных людей, в том числе руководителей кардиоцентра. Паперно с Расторгуевым вызвали к себе в бункер Марину (она как раз находилась в Волгограде) и провели с ней беседу, убеждая её, чтобы она повлияла на меня, а я, в свою очередь, на Ирину и заставил её держаться в рамках и не устраивать сцен. Вернувшись в Петербург, Марина доложила обстановку и предложила подчинить Ирину Расторгуеву и дать последнему соответствующие полномочия, чтобы он мог спрашивать с неё и налагать взыскания. На это я пойти не мог, это было против моих правил. У меня на фирме всегда был многополярный мир, я считал недопустимым возвеличение какого-либо одного сотрудника, чтобы он стал лидером и не дай бог получил бы большее влияние, чем я.
Однако случай с Ириной был особенным, надо было срочно что-то решать. Я объяснил Марине, что Расторгуеву нельзя доверять: прикинувшись поборником порядка, он пытается заставить Ирину вывести его и Паперно на её ростовских, ставропольских и казанских клиентов, и, что самое главное, чтобы она привела Расторгуева и Паперно за ручку к руководству кардиоцентра, куда они не имели доступа (я строго настрого под угрозой увольнения, запретил всем, кроме некоторых избранных, общаться с сотрудниками кардиоцентра; и случай с Писаревой, которой Ирина по глупости разрешила общаться с заведующими, доказывает мою правоту). Марина согласилась со мной, но резонно спросила: «А ты не боишься, что Ира, которая с каждым днём становится всё более неадекватной, навредит тебе больше, чем Писарева? Ведь Писарева дура, и вред от неё невелик, а Ира гораздо умнее, соответственно, вреда от неё будет гораздо больше, когда она окончательно слетит с катушек». Вынужденный согласиться с её доводами, я не знал, что предпринять. Слава богу, на тот момент самые важные проекты находились в ведении Марины: тендер по закупке оборудования Сименс на сумму $5 млн (в ОКБ, онкодиспансере и кардиоцентре), а также тендер на поставку оборудования для Михайловской ЦРБ на сумму $15млн (оборудование Сименс, Джонсон и Джонсон, Радиометер, Б.Браун и т.д.). Она была знакома с руководством кардиоцентра и главврачом казанской больницы №6 (с моего позволения, естественно) и в принципе могла полностью заменить Ирину, но проживая в Петербурге и воспитывая семилетнюю дочь, физически не успевала всё охватить, тогда как Ирина, не имея ни семьи ни детей, и находясь в Волгограде, со своей уникальной работоспособностью как раз могла всё контролировать. В самом крайнем случае, конечно, пришлось бы передать все полномочия Марине, но всё равно был бы необходим надёжный и компетентый человек на месте, в Волгограде, который бы постоянно находился в кардиоцентре и контролировал ситуацию. А такого человека у меня не было.
У меня был повод уволить Расторгуева в конце ноября за невыполнение приказа, касающегося бюджетирования (ещё летом он подписал этот приказ, и таким образом взял на себя обязательство планировать бюджет на месяц вперёд, выполнять его, отчитываться в своих действиях по исполнению бюджета и в успешном его выполнении, приказом предусматривалось, что доходы должны превышать расходы). Если бы он не согласился с этим приказом, оспорил бы свою ответственность, то у меня бы не было права спрашивать с него и применять санкции. Но поскольку он с самого начала согласился с такой постановкой вопроса, отчитывался в выполнении действий, направленных на исполнение приказа, изображал активность, то по всем понятиям не прав – так как сделал всё наоборот: доходы уменьшились, а расходы резко возросли.
Однако, увольнение одного только Расторгуева проблемы не решало. Во избежание дальнейших сложностей нужно было избавиться от всей его кодлы, а в отличие от предыдущих эпизодов, когда участники группировки достаточно себя скомпрометиривали, чтобы устроить локаут, в данном случае формально ни к кому не придраться.
Пока я ломал голову, что тут можно сделать, Расторгуев сам спровоцировал развязку. В условиях безденежья (всё увеличивающиеся долги при невыполнении плана продаж), так что даже не было возможности наскрести всем на зарплату, он одолжил 250,000 рублей Юнитексу, фирме-конкуренту, которую я периодически при помощи святого Иосифа плющил на тендерах. Это обнаружил случайно мой брат Максим, придя после института в офис, чтобы проверить компьютеры. Он сразу же дал сигнал – позвонил и отправил сообщение:
«Здорово! Как дела?
Был сегодня в офисе, копировал бухгалтерские проводки. В Волгопромбанке провели платеж – 250 тысяч на фирму «Юнитекс». Я не помню, чтобы ты распоряжался по поводу этого платежа. Тем более это наши конкуренты. Я спросил Юлю, что за дела. Она ответила, что поставила твою подпись на платежке, так как Расторгуев заверил её, что ты в курсе. Я к Расторгуеву – тот сказал, что платеж срочный, а до тебя не дозвониться. Он взял на себя всю ответственность. Паша Дуров доложил, что в последнее время Расторгуев и Паперно принимают директора «Юнитекса» и усиленно совещаются. Что-то я не помню от тебя таких команд – привечать конкурентов. Нездоровая ситуация.
Позвони.
Максим».
(Юля, бухгалтер и офис-менеджер, имела право ставить мою подпись – с моего позволения естественно – для проведения платежей в Волгопромбанке, это была надежная сотрудница, которая давно работала и которой я доверял, надежнее всего было поставить программу Банк-Клиент, но эта программа не работала в Кировском филиале Волгопромбанке, где у нас был расчетный счет).
Возможно, она, как утверждала, действительно не могла до меня дозвониться, у меня какое-то время был отключен мобильный телефон, и я потом обнаружил пропущенные вызовы из офиса Совинкома. Она послушалась Расторгуева, который ввёл её в заблуждение, будто перечисление происходит с моего ведома. Я позвонил ему и у нас состоялся такой разговор.
— Михаил Федорович, открой мне страшную тайну: что сподвигло тебя перечислить деньги «Юнитексу»?
— Я сейчас вам все объясню. «Юнитекс» не справляется с поставками по городскому тендеру – не хватает оборотных средств. Через две-три недели, когда город им заплатит, они вернут нам эти деньги.
— Послушай, Михаил Федорович, или ты не понимаешь ситуацию, или… У нас самих ситуация хуже некуда, мы сами не справляемся, и в этот момент неразумно кому-то помогать, тем более конкурентам!
— Да не конкуренты они нам, Андрей Александрович! Вспомните, как они сделали нам справку об оценке оборудования для кредита. В городских тендерах они подыгрывают нам, выставляясь по согласованным ценам. Если мы не успеем получить лицензию на обслуживание медтехники, они будут согласны каким-то образом скооперироваться с нами на крупных тендерах в начале следующего года. Не конкуренты они нам, поймите! Если у наших клиентов что-то ломается, кто делает нам сервис? Юнитекс делает.
— Отсутствие у нас лицензии – это ваши просчеты. Лицензия давно должна быть у нас. Что касается сервиса, Юнитекс за это деньги получает, и это мы делаем одолжение, давая им работу. Алло! Меня слышно?
— Да, Андрей Александрович, тут Павел Ильич…
— Что Павел Ильич?
— Да ничего… Я думал, он слово скажет, – ответил Расторгуев и тяжело вздохнул.
Я сорвался на крик:
— Я сам беру деньги взаймы под бешеный процент, чтобы выкрутиться, и в это время моими деньгами снабжают каких-то засранцев! Хорошенькое дельце! Сегодня же верните деньги обратно!
— Да как я могу, Андрей Александрович?! Я же дал слово – через три недели.
— А я не давал слова. Я – хозяин. Что будем делать?
— Я не знаю, как тут быть.
— Зато я знаю, Михаил Фёдорович. Деньги я с них сам вытрясу, а с вами мне придется расстаться. Передайте трубку Павлу Ильичу, он хотел что-то сказать…
Трубка замолчала, видимо, её прикрыли рукой. А потом связь прервалась. Я позвонил в офис, меня соединили с бункером, где по информации секретаря находились Расторгуев и Паперно Павел Ильич, но никто не ответил. Мобильные телефоны обоих оказались отключенными. Лишь через два часа я смог дозвониться до Паперно и поставил его в известность, что Расторгуев уволен, расчет получит, когда вернутся деньги из Юнитекса, а сейчас пускай покинет помещение и забудет дорогу на Совинком.
Паперно елейным голосом заверил меня, что всё будет сделано, насчёт выключенной трубки объяснил, что находился в мертвой зоне, где нет покрытия сети. В кардиоцентре действительно есть таковые, но меня насторожило, что Паперно ныряет туда аккурат в такие острые моменты – так, например, во время разбирательства с одним проштрафившимся сотрудником, когда Паперно потребовался как свидетель, он вдруг исчез из эфира и объявился, когда всё было кончено. Так же и по другим аналогичным эпизодам.
Не найдя, к чему придраться, убаюканный его мирным тоном, я закончил разговор. Но тут же перезвонил, вспомнив, что увольнение исполнительного директора предусматривает большое количество организационных моментов. Паперно слушал меня, нетерпеливо поддакивая в ответ, и по его тону мне стало ясно, что он не вникает в мои слова, а просто побыстрее хочет от меня избавиться и не собирается выполнять мои приказания. И скорее всего, Расторгуев не покинул офис, как ему было приказано, а находится рядом с Паперно. Тогда я прервал на полуслове эту ослиную беседу и тут же позвонил Ренату и велел ему срочно собираться в Волгоград, желательно с двумя-тремя бойцами. В течение двух часов он нашёл двух надежных парней (из охраны Коршунова); мы решили, что сам он вылетает самолетом, чтобы наутро быть в Волгограде, а ребята отправятся поездом и прибудут на место через 36 часов.
Следующий мой звонок был Максиму. Я сказал ему, чтобы, бросив всё, он мчался в кардиоцентр и следил за всем, что происходит, и докладывал мне обо всех передвижениях неприятеля. Взять под контроль кассу, никаких выплат и перечислений, никаких действий без моего согласования. Когда он прибыл в офис (в районе обеда), ни Паперно с Бунеевым, ни Расторгуева уже не было. До конца рабочего дня всё было тихо-спокойно, а когда все сотрудники ушли с работы, я позвонил святому Иосифу и в ультимативной форме заявил, что увольняю всех людей, принятых по его рекомендации (а это больше 10 человек), за исключением фармацевтов (которые особо ничего не решают), и попросил чтобы тот как гарант, сам вывел своих людей с моей фирмы. Старый седой полковник покорно меня выслушал, но полностью проигноривал моё требование: на следующий день уволенный исполнительный директор Расторгуев, как ни в чем ни бывало, появился на фирме, ходил гоголем по офису и всячески разлагал трудовую дисциплину. Я лично позвонил ему и приказал покинуть офис и забрать с собой всех приспешников, список которых был ему тут же оглашён. Мы договорились о сроках выплаты расчетных денег, после чего вся означенная команда удалилась. Тут же был назначен новый исполнительный директор – Павел Дуров. На подмогу которому очень кстати прибыл Ренат. Кое-кто из уволенных продолжал делать вылазки в офис, и если оставшиеся сотрудники не могли запросто выставить из офиса людей, которые еще с утра тут работали, то у Рената подобных рефлексий не было.
Момент был выбран удачно, накануне зарплаты – перечисленная Юнитексу сумма была меньше, чем фонд оплаты труда уволенных плюс выходное пособие. Немного, но приятно. (У меня на фирме существовала добрая традиция увольнять проштрафившихся сотрудников прямо перед зарплатой без выплаты оной и без выплат полагающихся денежных пособий).
Утром следующего дня Ренат встретил на вокзале своих бойцов, разместил их на съемной квартире, в начале десятого они приехали в кардиоцентр. Павел встретил их в офисе и сказал, что Паперно с Бунеевым находятся в бункере, туде же, по сообщению кладовщицы, только что приехал Расторгуев. Я позвонил Паперно, чтобы сообщить о том, какими полномочиями наделен мой брат Ренат.
Павел и Ренат вместе со своими ребятами пошли в бункер, где действительно застали Паперно, Расторгуева и Бунеева. Стали разбираться. И в этот момент мне позвонил святой Иосиф и попросил, чтобы я не горячился, не увольнял так всех сразу, а тихо-мирно разобрался в причинах конфликта. Очевидно, ему доложили о царящих на Совинкоме нравах – что народ увольняют, как правило, партиями, перед выплатой зарплаты, которую потом невозможно выхлопотать и через суд, а если что-то удается высудить, то очень немного и с большими сложностями. И старый седой полковник решил потянуть время, чтобы его люди (и он сам) получили деньги, а после этого чего-то решать.
Я находился на Балт-Электро в офисе Экссона и мне было неудобно при компаньонах затевать разборку. Ответив что-то неопределенное, я позвонил Ренату и поручил ему выгнать Расторгуева безоговорочно, а с Паперно и Бунеева потребовать полный отчет – в первую очередь по аптекам и по возврату НДС.
Закончив разговор, настроеный набить всем табло Ренат изложил цель своего приезда в компании двух свирепых мордоворотов таким образом: контроль расходования средств, выделенных на развитие аптечной сети. Чтобы не терять время, он потребовал немедленно предоставить все необходимые документы. Паперно сказал, что поднимется в офис и принесет бумаги в течение пятнадцати минут. Затем он вышел, сопровождаемый Расторгуевым и Бунеевым, и уехал. Мобильные телефоны всех троих были отключены до конца дня. На следующий день, дозвонившись до Паперно, я потребовал объяснить, что происходит. Что-то невнятно пробормотав в ответ, он пообещал предоставить Ренату все документы и показать все помещения. Бунеев и Паперно появились в офисе только в конце рабочего дня и объявили ожидавшим их петербуржцам, что по всем вопросам, касающимся аптек, им необходимо обращаться к Иосифу Григорьевичу Давиденко. Удивленный, я поручил Ренату встретиться со святым Иосифом, провести необходимые переговоры и действовать по обстановке. Ренат позвонил старому седому полковнику, тот назначил встречу – в 8 часов вечера напротив здания областного УВД. Когда Ренат с товарищами подошёл к указанному месту в назначенное время, то вместо старого седого полковника обнаружил две машины ППС, из окон которых взирали скучающие омоновцы с автоматами. Безрезультатно прождав полчаса, Ренат позвонил святому Иосифу, но абонент был вне зоны доступа. Тогда он позвонил Паперно, тот ничего не смог внятно объяснить. Узнав обстановку, я набрал святого Иосифа – безрезультатно, а дозвонившись до Паперно, я услышал от него следующий текст: «Аптечная сеть – муниципальная, поэтому все вопросы будут решаться через начальника горздравотдела Евгения Кармана». Это было сказано сухим официальным тоном, каким, очевидно, в не столь далёком прошлом замначальника Управления ОБЭП Паперно доводил до сведения подследственных решения, принятые его тогдашним шефом, Иосифом Григорьевичем Давиденко. Я был изрядно взбешен:
— Вы там совсем охуели! Аптеки принадлежат мне вот уже больше года!
Паперно снова попытался что-то сказать всё тем же казённым тоном, но я, нецензурно выругавшись, сказал, что последнюю зарплату и выходное пособие он получит в горздравотделе, и прервал разговор. Перезвонив Ренату, я приказал держать оборону, бунтовщиков в офис не пускать, контролировать все аптеки, особенно в плане получения выручки, в случае необходимости заменить фармацевтов, а в случае крайней необходимости – вывезти товар, поменять замки и временно закрыть.
Как оказалось, тревога была на ровном месте. Заведующие были ни сном ни духом за этот конфликт, все принимались на работу лично мной либо Ириной, и не воспринимали Бунеева за начальника, хотя он к тому моменту проработал почти полгода в должности руководителя аптечного направления. Упоминание Кармана было блефом – он не имел никакого отношения к аптечным помещениям, договора муниципальной аренды были заключены с районными администрациями. Да и вся канитель возникла из-за нескольких бумажек, не игравших особой роли, а именно смет на ремонты аптек и соответствующей финансовой отчетности, большая часть которой у меня уже была – я же ежедневно тряс эти документы, просто в данный момент решил проверить их подлинность и провести встречную проверку с поставщиками товаров и услуг.
Хотя я наказал Ренату занять выжидательную позицию и самому начать ревизию аптек, он стал названивать Паперно и Бунееву и требовать, чтобы они приехали и лично сдали дела. Они ответили, что шагу не ступят без специального указания Иосифа Григорьевича Давиденко. Это уже был перебор. Я позвонил старому седому полковнику и предъявил: какого черта его шавки себе возомнили?! Почему эти клоуны, прикрываясь им, Иосифом Григорьевичем, игнорируют свои служебные обязанности? Он невозмутимо ответил, что ни о чем таком не слышал. Знает только, что был «наезд» на офис Совинкома неких неизвестных лиц, и по этому поводу имеется соответствующее заявление в милицию. С трудом сдержавшись, видя, что он морочит мне голову, я объяснил реальное положение дел. Искренне удивившись, святой Иосиф посетовал на то, что не был оповещен о приезде моих петербуржцев, и помянул недобрым словом Паперно за «недогадливость». В конце разговора, тем не менее, он встал на защиту своих протеже и обвинил меня в том, что я не занимаюсь своей фирмой и своими сотрудниками. Так мы ни до чего не договорились, и мне пришлось перезванивать, чтобы добиться нормальной передачи дел. И я услышал нечто удивительное: находящийся на моём содержании человек – Иосиф Давиденко – заявил, что не позволит «питерским бандитам распоряжаться волгоградскими аптеками». При всём при том, что ему было прекрасно известно, что Ренат – мой родственник, сотрудник моей фирмы, волгоградец, и уехал в Петербург ненамного раньше меня, а аптеки – это моя законная собственность.
— Но мы же два часа назад утрясли ситуацию! – опешил я.
Святой Иосиф откровенно морочил мне голову, нёс совершеннейшую чушь, а я терялся в догадках: что он замышляет и для чего тянет время. Слушая его, я испытывал сложное чувство – бешенства, отвращения, печали, и… ревности.
Вечером мы с Ренатом обсудили наше положение. Он был настроен очень воинственно и требовал разрешить ему начать активные боевые действия вплоть до привлечения местного «офиса». Я напомнил ему, что святой Иосиф и есть местный «офис», так как волгоградский авторитет Владислав Каданников тесно взаимодействует с руководством УВД, и по сути это одна и та же структура. Да, есть такая вероятность, что можно поставить на место всю эту шайку через Коршунова, но это будет Пиррова победа – наварятся все, кроме меня. И такую победу следует встречать похоронной процессией. Неудержимый Ренат обязательно кого-нибудь прихлопнет, а мне потом расплачиваться.
Я, выражаясь поэтическим языком, с болью в сердце наблюдал пробуждение деловой активности Рената, которую ему следовало проявить в начале года, когда он был отправлен в Волгоград контролировать аптечное направление. Однако, что называется, зов песды сильней приказа командира, и, отдавшись отношениям с Таней, он пустил всё на самотёк. Тогда на фирме был порядок, нужно было всего лишь приструнить недожулика Ярошенко, тогдашнего исполнительного директора, чьи склонности проявлялись лишь при попустительстве, а при жестком контроле этот трусливый шакал готов был даже на переработки и урезание зарплаты. И Ренат упустил обоих зайцев – Таня досталась другому, а на фирму один за другим стали внедряться упыри один другого хуже: Паперно, Расторгуев, прочая пидарасня. И без преувеличения, в начале декабря мы имели ситуацию в миллион раз хуже, чем в начале февраля.
Я посоветовал Ренату не лезть в бутылку, умерить пыл и заняться рутиной: бухгалтерия, склад, ревизия аптек. Повезло, что главбух Ермолина, хоть и вышла в прямом смысле слова из-под святого Иосифа (это была его подстилка), оказалась вполне добросовестной и вменяемой работницей и оставила всё в полном порядке. Её участие в передаче дел было формальностью – просто подписать акт приема-передачи, Юля (бухгалтер) была в курсе всех дел и в принципе уже доросла до главбуха, можно было бы её повысить, но она побоялась ответственности. Павел Дуров получил задание найти нового главного бухгалтера.