Штрум сидел, задумавшись, на скамье в Александровском парке. Он поджидал Марианну. Солнце, склоняясь к горизонту, пронизывало огненными стрелами густую листву деревьев.
«Да, – размышлял Штрум, – до победы далеко, и нам придется дорого за неё заплатить».
Ему мерещились тени убиенных чеченов: он видел их в кровавой пыли в особняке на Марата, где они сложили головы. И он гордо улыбнулся, подумав, что без организованных им суровых мер Петербург давно бы превратился в разноцветный восточный базар. Теперь же благодаря ажиотажу в СМИ приток чурок в северную столицу заметно снизился.
«О спасительный террор, святой террор! – мысленно восклицал он. – Именно таким должно быть прямое действие во славу расы и нации! В прошлом году милиционеры тревожно писали на своих сайтах о неконтролируемом наплыве мигрантов и об увеличении совершаемых ими правонарушений; о том, что Петербург оказался в лапах черномазых шайтанов. А сейчас Управление «Э» победно докладывает о полном разгроме этнической преступности в Петербурге. Много сделано: ручейки нечистой крови превратились в реки… но теперь реки должны превратиться в водопады, моря, океаны! Работы непочатый край».
Читать далее →

Ночью они гадали, кто родится: мальчик или девочка? Марианна сказала, что если мальчик, то она назовёт его Витей – пусть будет Виктор Викторович. Штрум согласился – во-первых потому, что, как большинство мужчин, желал сына, а во-вторых, потому что обычно мальчики похожи на мать, и он хотел бы, чтобы ребенок унаследовал красоту Марианны.
Потом он забылся, найдя в её объятиях забвенье, сон, восхитительное предвкушение небытия.
Утром, едва позавтракав, он быстро оделся и выбежал во двор. Марианна в домашнем халате бросилась за ним. Она окликнула его, когда он был в нескольких метрах от угла дома, ещё секунда, и он бы скрылся.
— Витя! Витенька!
Он обернулся. Она подбежала к нему, запыхавшаяся, пряди белых волос прилипли к влажной шее.
Читать далее →

Вторые сутки медийное пространство бурлило перемалыванием кровавых событий, произошедших в представительстве Чечни на улице Марата. Расправа над восемью чеченами заслонила прочие местные сюжеты, вырвала громкие гражданские вздохи у неравнодушных людей и творческой интеллигенции. Версии выдвигались самые невероятные: начиная от чекистского террора (дотянулся проклятый Сталин), и заканчивая бандитскими разборками. Как бы то ни было, самые стойкие скептики убедились, что нерусским стало небезопасно в Петербурге. И на берегах Невы им наверняка приходиться бороться за свою жизнь. Реально, в культурной столице сосредоточена вся боль мира на сегодняшний день. Но нет худа без добра, и прогрессивные обозреватели советовали правительствам стран СНГ предлагать своим голодающим гражданам Петербург как место, где если и не так легко раздобыть еду, то наверняка удастся сократить число желающих каждый день есть.
В расследовании этого дела особенно впечатляющих успехов добились блоггеры. Доказательная база у каждого интернет-следователя была настолько мощная, что впору выезжать за организаторами и исполнителями преступлений, вязать их и тащить прямиком в суд.
Но у тех, кто по должности обязан расследовать дело, были свои соображения на этот счёт. Ключевые фигуры располагали исчерпывающей информацией и играли свою игру.
Читать далее →

Автобус не спеша катился по улице, в открытые окна залетал теплый ветерок. А молодой здоровый парень нервничал, так как опаздывал туда, где люди будут бить друг друга битами, лопатками, цепями, резать ножами и добивать упавших. Это что касается жертв. Относительно себя… нападающих, есть серьезнейшие опасения, что милиционеры не ограничатся одними дубинками. Забавно, не правда ли? Торопиться на собственную смерть и переживать по этому поводу достаточно необычно, – а Штрум после утреннего разговора с Марианной, в ходе которого ему передалась какая-то безотчетная тревога, вдруг задумался о самом худшем.
Черные тучи обволакивали его душу. Несмотря на тщательнейшую подготовленность к акции, первому настоящему сражению, чудилось ему: эти тучи превратили день в ночь, из которой нет исхода ни по одной тропе войны и мира.
«Иногда предвкушение волнует больше чем успех», – было сказано в какой-то идиотской рекламе. Эта фраза лучше всего описывает то, что чувствует человек перед массовой дракой. Да, сегодня, как обычно бывает при уличных беспорядках, будут сыгранные действия околофутбольной фирмы, будет строй щитов ОМОНа, будет оцепление милиции и кареты скорой помощи. Но у Штрума почему-то защемило сердце – совсем как в ранней юности, когда выдвигался на массовые драки стенка на стенку. Тогда страшно бывало до дрожи. Пугала неопределенность. Самое страшное тогда было не бой и больница (что чувствуют те, кого убили, известно только им) – процесс конечен, и имеет определенный результат. Во время спонтанного конфликта или вольной охоты на «акции» не те ощущения, потому что ты не знаешь точного времени когда тебя начнут убивать. Никакого милицейского оцепления и карет скорой помощи. Есть только ты, твоя тушка, что-то в руках… и лес острых и тяжелых предметов, назначение которых – ломать твои кости, пробивать голову и наносить разнообразные увечья. Многим из тех, кто придёт сегодня на Исаакиевскую площадь, невдомек эти прекрасные ощущения. Очень часто не имеет значения какой боец лично ты: достаточно тем, кто с твоей стороны, побежать и провалить мораль, как тебя снесут и на этом все. Это даже не древние военные действия – с тобой не подразделение или хотя бы место в организованном строю с офицерами, а самый худший вид случайного ополчения, спонтанного и практически неуправляемого, не знающего что такое «приказ» и «надо». Тогда, в пору становления Фольксштурма, Штрум не имел ни одной иллюзии по поводу своей стороны в предстоящем мероприятии, и мрачно гадал – то ли больше участников не придут совсем, то ли побегут в процессе. И вот сейчас, когда всё организовано по высшему разряду с привлечением московских профессионалов и цвета питерского околофутбола, к командиру Фольксштурма, передового отряда движа вернулись те самые, совсем позабытые страхи.
Читать далее →

Змей вышел из такси, чтобы поприветствовать своих друзей, Паука и Лимона, покидавших здание Управления «Э». Если Лимон бодро выкатился в обычном шарообразном состоянии, то исхудавший измождённый Паук, казалось, спал на ходу и не мог передвигаться без посторонней помощи.
— Грёбаный клоповник! – сплюнул Лимон.
— А где лимузин?! – устало улыбнулся Паук, с лица которого еще не сошли синяки. – Ты разве не в курсе, змей подколодный, как встречают откинувшихся пацанов, фильмов не видел?
Друзья обнялись. Паук с Лимоном поделились новостями: в СИЗО, откуда их утром доставили сюда, на Рузовскую улицу для беседы с майором Пышным, позавчера отравился Шакал. На следующий день его должны были перевести в общую камеру, где ему точно несдобровать, и он воспользовался ампулой с ядом, которую ему кто-то услужливо передал.
Читать далее →

В холле автосалона Авто-Хамм царило оживление, предвещавшее важное событие. Внимание присутствовавших было приковано к черному Хаммеру без колёс, закрепленному на автоподъемнике. Воздух в помещении был тяжелый, влажный, накануне маляры окрашивали стены. Краску покупали в последний момент, и второпях перепутали, и вместо выбранного Блайвасом нежно-кремового стены были выкрашены в розовый цвет. И теперь казалось, что гости ходят по огромной вагине. В роли хостесс выступал директор предприятия Винцас Блайвас, он мелькал среди гостей одетый а-ля гангста: темный полосатый костюм, белый, в цвет рубашки, галстук, черные лакированные туфли. За приготовлениями к мероприятию следил его напарник, Богдан Радько. Темно-коричневый пиджак в полоску скрывал всего одну кобуру – Хозяина в городе нет, и в такие дни Радько носит с собой всего один ствол, а когда приезжает Хозяин – то целых три. Бывшие «бандюки» принесли сюда, на территорию своего первого официального предприятия, загадочный душный аромат нелегальных притонов, чумной дух питерских болот, тягучий дым, больной туман.
Ведущий, смешливый круглолицый парень, вещал в микрофон:
— … на наш завод из-за границы в специальных металлических конвейерах поставляются детали автомобиля в сборе. Это и кузов автомобиля, двигатель, элементы подвески, трансмиссия, и другие детали. Хотя, в конвейере кузов максимально защищен от внешних повреждений, перед началом сборки все осматривают на целостность и работоспособность. Потом кузов снимают с палеты, на которой он устанавливался в конвейере. Этот процесс называют “перепаковка”. Также, во время перепаковки, извлекают детали автомобиля, которые помещаются в специальный ящик. Далее все детали распределяют согласно их назначению и месту установку. Так, крепеж укладывают в одно место, а пластмассовые детали – в другое.
Читать далее →

В закутке, убогость которого диссонировала с выставочным залом Авто-Хамма, расположились четверо: изрядно помятый Николай Смирнов, с залитым кровью лицом, Андрей Разгон, закусивший удила и действоваший в режиме «пан или пропал», а также двое нанятых Радько милиционеров. Сам он удалился по очень срочному делу, организовав здесь что-то вроде пресс-хаты, – снабдив Андрея наручниками, выкидухой, молотком и шилом. Радько был настолько сосредоточен предстоявшим делом, что не вник в суть вопроса: запытать козла, похитившего товар на сумму свыше 10 миллионов рублей, и добиться, чтобы козёл вернул товар. По сути – взыскать долг. Андрей был этому только рад: если бы Радько и Блайвас встряли в дело, то за своё участие потребовали бы половину стоимости товара – стандартная такса что у ментов, что у «офисных». А за пять миллионов Андрей бы с удовольствием и сам применил на испытуемом разложенные на столе аргументы.
Со скованными за спиной руками Смирнов был усажен на стул. Как затравленный зверь, озирался лейтенант мутными обезумевшими глазами. Внезапно он почувствовал, как трескается у него череп: то стукнул молоток по железному столу.
— Ну, с чего начнём… – Андрей провёл молотком по лбу Смирнова, слегка постучал по виску, затем резко ударил по правому колену.
Смирнов громко закричал, и Андрей предупредил, что заклеит рот скотчем, если подопытный будет шуметь. В этот момент зазвонил телефон. Побеспокоили из офиса Экссона, находившегося в двухстах метрах отсюда. Андрей мысленно застонал: ну вот, начинается… и нажал зеленую кнопку. Из трубки раздалось несколько возбужденных голосов – компаньоны наперебой спрашивали, где Андрей находится и приказывали никуда не выходить из здания Внешторгбанка. Наконец Владимир забрал трубку себе и спросил:
— Кто там орёт?
Зажав телефон, Андрей замахнулся молотком и жестом приказал Смирнову заткнуться.
Читать далее →

Гамлет сделал нечеловеческое усилие, чтобы открыть глаза и увидеть, наконец, свою смерть. Ему столько раз снилось её страшное, железное лицо, что он не мог бы ошибиться, он узнал бы всегда эти черты, знакомые ему до мельчайших подробностей. Но теперь он с удивлением увидел над собой юношеское и бледное лицо с далёкими и сонными глазами. Это лицо не выражало ничего, кроме явной усталости. И это стало последним видением Гамлета – сверкнуло лезвие, и прикосновение холодного металла стало последним ощущением. Запоздалое сожаление о том, что не нужно было следовать за рабочим в синей униформе, собравшимся стукнуть на хозяев и показать, что якобы собираемый на конвейере джип уже прошёл тридцать тысяч километров – это сожаление стало одной из последних мыслей Гамлета.
Странно, ведь этот парнишка должен был оказаться жертвой, а не начальник Управления «Э», потративший столько усилий на сбор улик и расследование всех убийств, совершенных Фольксштурмом. Странно также, что такой грозный с виду мужик пал от руки субтильного юноши, каких в молодежной среде называют «ботаниками». Тот рабочий, что открыл дверь Хаммера и ударил ножом в спину, когда Гамлет заглянул внутрь, также не блистал физической мощью. У них там на Фольксштурме что, ботанический сад?
Что привлекло их в эту банду? Почему эти ребята стали убийцами? Отдаленно и теоретически безличную притягательность убийства знал и Гамлет, но он так и не реализовал свой единственный шанс – однажды на охоте у него опустилось ружье, когда на прицеле появилась утка. Вот так – даже утку убить не смог. А эти молокососы, воплощение земной кротости, убивают десятки людей!
Читать далее →

Выбравшись из «девятки», Штрум услышал подымающийся к нависшему небу гул и почувствовал себя как на космодроме. На площади играла рок-группа, шумела, волновалась толпа. Плотные слои атмосферы широкого веселья встречали уже на подходах к Исаакиевской площади. При виде массового скопления людей такой архетипической наружности становилось понятно: в этом есть что-то подлинное.
Трибуна была установлена возле памятника Николаю I, напротив Мариинского дворца. На деревянном помосте коллектив бородачей в клетчатых рубахах исполнял композицию, напоминавшую стук и скрежет по металлическим крышам. От мотоциклетный рёва гитар, истеричных клавишных и заклинаний-скороговорок волосы вставали дыбом и кровь едва ли не хлестала из ушей.
Настоящий рок с яйцами наверняка пришёлся по душе фанатам в сине-бело-голубых Зенитовских шарфах, а также юному панк-быдлу и косматым байкерам, до невозможности суровым парням в «генеральских» косухах с нашивками и заклепками, на татуировках и перстнях-субботниках. Насчет байкеров – все вопросы, у чьих драконов тут самый большой размах крыльев, отпадают сами собой. При виде таких упырей бабушки обычно крестятся – им кажется, что пришёл армагеддон, а насколько эти макабрические хари сильны в деле – через час будет видно.
Среди собравшихся Штрум разглядел в пестрой толпе хипстеров в виниловых штанах и эмо-кидс – юные субтильные создания с черными гитлеровскими челками и щедрым пирсингом, возможно, они не понимают, зачем сюда пришли, ну так надо забраться на сцену и растолковать, что к чему.
Читать далее →

Полумертвого Смирнова усадили на заднее сиденье Вольво. Он истекал кровью, которой насквозь пропиталась гимнастерка. На его запрокинутом лице лежала печать невыносимых страданий. Один из милиционеров сел с ним, другой – впереди. Машина отъехала от салона Авто-Хамм, будущее которого просматривалось весьма зыбко – в свете всего произошедшего. Андрей вынул запасной мобильный телефон, номер которого не знали компаньоны, и набрал Марину, но ответил незнакомый женский голос. Он присмотрелся к цифрам – ошибся номером, то был телефон Штрума, который тот дал во время встречи в парке Екатерингоф, как раз сейчас проезжали это место.
— А-а-а… Это наверное Марианна?
— Да.
— Извини… это Андрей Разгон, случайно набрал Витин номер.
— Ничего страшного.
В полуугасшем сознании Смирнова осталось только одно: Марианна! При упоминании её имени его тусклый взгляд прояснился, глаза его мало-помалу оживились, потом разгорелись, просияли, на лице появилось что-то вроде улыбки.
Андрей отключился и уже более внимательно набрал Марину. Когда подъезжали к Обводному каналу, Смирнов, трагически прекрасный со спутанными волосами и запекшейся на лице кровью, нашёл в себе силы прошамкать:
— Перезвони Марианне! Она мне нужна.
Андрей оторвал трубку от уха – как раз скомандовал Марине, чтоб забивала стрелу с Финкельштейном возле Апраксина рынка.
— А мне нужен мой товар. Я хозяин. Что будем делать?
— Я назову номер склада – дай мне только поговорить с Марианной.
Вся та искренность и печаль, что сквозила в этой простой просьбе, произвела на Андрея глубокое впечатление. Он выехал на встречную полосу, чтобы объехать трамвай и пробку, скопившуюся перед перекрестком с Обводным каналом. Вернувшись в свой ряд лишь за перекрестком, на мосту, он вынул телефон:
— Не знаю, что это тебе даст… но допустим…
Он сделал вид, что набирает номер. Немного выждав, сказал:
— Алло, Марианн, привет еще раз, извини за беспокойство!
Далее, он продолжил в довольно непринужденном духе, будто разговаривает с давней подругой. «Чо, какие дела, чем занимаешься…» Смирнов резко подался вперёд, но его удержали: «Но-но… полегче!» Услышав сзади возню, Андрей посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как Смирнов пытается высвободиться из рук обхватившего его милиционера.
— Дай-мне-Марианну! – отчаянно проревел Смирнов.
Впереди сидевший милиционер, повернувшись, стал помогать товарищу усмирить бывшего лейтенанта, бросившего в атаку свои последние силы.
Читать далее →