Глава LXI, о неприятности, которая произошла, хотя в это никто не верил
Утром 3 августа на работе (в моей родной больнице №1) только и разговоров было среди сотрудников, что о постигшем всех нас несчастье, – с этого дня стационар прекращал принимать ковидных пациентов. Главврач дал команду в кратчайшие сроки всех выписать, середина месяца – крайний срок. Потом в течение двух недель мы должны будем продезинфицировать больницу и подготовиться к работе в обычном нашем режиме.
И всё это, несмотря на то, что в средствах массовой информации обсуждалась «вторая волна пандемии», а также вспышка заболеваемости «микст-инфекцией», то есть, одновременное поражение дыхательных путей коронавирусом, гриппом и каким-нибудь бактериальным агентом. Успокоившееся после снятия ограничений население начинали потихоньку подкошмаривать, то бишь, снова, как весной и в начале лета, запугивать: «Не будете соблюдать социальную дистанцию, изолироваться, носить маски – УМРЁТЕ!!!» В общественном транспорте обязали надевать маски. В магазинах покупателям без масок перестали отпускать товар.
Очевидно, что-то намечалось. Виноватых в ухудшении эпидемиологической обстановки и появлении новой вспышки коронавируса уже назначили. Это отдыхающие на черноморских курортах, не соблюдающие «перчаточно-масочный режим» и «социальную дистанцию» (там творилось что-то невообразимое, на пляжах люди стояли, лежать просто негде, в море невозможно плавать, везде толпы народа).
И, несмотря на явные признаки того, что «пандемия» приобретала черты бесконечности, несмотря на то, что ещё не начало работать оборудование, специально приобретенное под Корону, облздравотдел принял решение закрыть наш ковидарий (ходили слухи, что главврач с самого начала противился перепрофилированию нашей больницы в ковидарий, а после того, как это состоялось, постоянно бомбил облздравотдел и областную администрацию просьбами перепрофилировать обратно).
Причина – чисто экономическая. Наша больница должна была выполнить план по эндопротезированию суставов (коленных и тазобедренных), и, соответственно, по закупкам этих товаров. Главный врач – травматолог, он пробивал эту эндопротезную тему. Это вечная схема для него и заведующего травматологическим отделением, тогда как коронавирусная – сиюминутная выгода, к тому же, не для него и заведующего, а только лишь для простых врачей… это официальная версия, небезосновательно полагаю, что где-то в экономических и бухгалтерских документах есть записи о том, что указанные руководители облачались в СИЗы и ходили в грязную зону, поэтому получали ковидовские выплаты… по крайней мере, на их месте я бы это для себя сделал… а что, копейка к копеечке, как говорится))) быть у ручья и не напиться – глупо)))
Я имею представление о том, как работает эндопротезный бизнес. С 1999 по 2005гг моя фирма продавала эндопротезы, среди прочего расходного материала производства компании «Джонсон и Джонсон». Стоимость одного составляла около $5000. Я, как дистрибьютор, имел 25% скидку от официальных цен (они же «каталожные цены», они же «заводские»). 10% я отдавал тому, кто решал вопрос по закупкам (как правило, это был главврач больницы, он заносил энную сумму начальнику облздравотдела, а тот – губернатору). Это была короткая и понятная схема, выгодная абсолютно для всех, в том числе для бюджета. За закупки продукции по ценам выше официальных цен производителя можно было сесть в тюрьму.
Это ещё не всё. Производителем были предусмотрены комиссионные для конечных потребителей – для врачей. После закупки эндопротезов представители «Джонсона» объезжали главврачей и выдавали им кэшбэк по 500 долларов за каждый приобретенный больницей сустав. Раскидывали ли главврачи эти деньги на всех, кто непосредственно оперировал, или нет – оставалось на совести руководителей. Я знаю тех, кто делился, а также тех, кто жадничал и всю сумму комиссионных забирал себе.
После 2006 года правила закупок изменились, в департаменте экономики областной администрации стали играть «открытые конкурсы», в которых решение по закупкам стала принимать комиссия из 15-20 человек. Первоначально все эти люди были статистами, они голосовали за тех, кто был уже выбран представителем заказчика (главврачом больницы, для которой закупался товар). Я успел запрыгнуть в последний вагон, и до середины 2005 года выиграл несколько «открытых конкурсов» при поддержке главврачей, с которыми долгое время работал по закупкам.
Потом началась форменная чехарда: закупками стали заниматься специально созданные структуры, – департаменты закупок, банды вечно голодных, алчных и тупых гуманоидов, договориться с которыми невозможно было в принципе.
Так совпало, что одновременно с этим у меня начались серьёзные проблемы, и в 2006 году мне пришлось мою фирму обанкротить… но это уже другая история.
Спустя 15 лет правила игры изменились, всё течёт, всё меняется. Бюджет почти на 100% дербанят на самом верху, в Москве. Ошмётки с барского стола сметают мироеды пожиже, хищники мелких пород. Судя по активам местных князьков (движимое и недвижимое имущество), им тоже кое-что перепадает)))
Таки что нам, простым смертным, оставалось делать!? Только молиться на Корону и с чёрной завистью обсуждать сотрудников больниц, которые были перепрофилированы под ковидарии и продолжали работать до конца года… а может, и дольше, в зависимости от того, какое будет принято решение по поводу «пандемии» – продолжать этот конспирологический проект или закрывать к чёртовой матери.
Об этом думал я, находясь в рабочей зоне практически целый божий день 3 августа. Как работнику приёмного отделения, делать мне было нечего, потому что больница перестала принимать пациентов, и я помогал коллегам выполнять их работу. Отвечал на звонки, например. Административный телефон не умолкал ни на минуту. Когда я разговаривал с одним придурком, слышал, как прорывается следующий. Закончив разговор, я видел десятки пропущенных вызовов. Родственники пациентов, от каждого по несколько штук, десятки раз звонили и задавали по кругу одни и те же вопросы: «Как там мой дедушка? Что с ним? Он выздоровеет? А когда? Какие результаты анализов? Как он покушал? Как он поспал? Как он сходил в туалет? Какое у него настроение?»..
…и прочая мутатень, и прочая…
Это при условии, что, то же самое родственники обсуждали с самими пациентами по мобильным телефонам, и всю информацию можно было узнать у них, потому что врачи на обходах со всеми общались и всё обсуждали. А если по каким-то причинам пациент не отвечал (мало ли, что могло случиться, пожилые люди не всегда следят за зарядкой телефона, и так далее)… начинался дикий АД!!!
— …ааа!!! у дедушки телефон не отвечает\отключен!!! Ааа!!! он вообще живой???!!! Не отключайте телефон, идите с ним до моего дедушки, дайте ему трубку, я хочу с ним поговорить!!! Ааааа!!!!! Я буду жаловаться в прокуратуру!!!!!!!!!!!! В ООН, в совет по правам человека!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Что характерно, зачастую звонившие десятилетиями не контактировали с родственниками. Когда у них была возможность пообщаться, лично, или по телефону, им не приходило в голову этой возможностью воспользоваться. Но, когда пожилые родственники попали в больницу, ценность общения с ними возросла многократно. И, чем ближе вступление в наследство и раздел имущества, тем эта ценность выше.
Всем звонившим я отвечал на автомате одно и тоже: «Состояние стабильное, пациент получает лечение… бла-бла-бла…»
Фамилия одного больного мне запомнилась, ибо он был однофамильцем известного российского музыканта. И, когда я, в течение трёх часов услышал в десятый раз по телефону один и тот же вопрос: «…я по поводу С… как он, что с ним, когда он выздоровеет, а правильно ли вы его лечите!?»… меня вдруг прорвало:
— Вы десятый, кто спрашивает за него за последние три часа! Вы между собой не общаетесь?! Если вы хотите узнать, что с вашим родственником С, позвоните тем, кто звонил до вас! Что?! Вы с этими родственниками не общаетесь?! Это ваши проблемы, начинайте уже, повод есть!
С часу до трёх я отсутствовал в ковидной богадельне, ходил в офис, позанимался в спортзале и пообедал, потом, когда вернулся на базу, обнаружил, что накал страстей по поводу С только усилился. У некоторых гуманоидов такой стиль: вместо реального решения вопросов они предпочитают звонить по телефону непонятно кому и непонятно с кем разговаривать.
Чтобы разгрузить коллег, очередной звонок принял я:
— Алло! Да, здравствуйте!
В ответ один из этих шизофреников протявкал:
-…я по поводу С… как он, что с ним, когда он выздоровеет, а правильно ли вы его лечите!
Я ответил: «…да всё нормально, состояние стабильное, пациент получает лечение…»
— Вы реаниматолог?
— Нет.
— Позовите реаниматолога!
Я ответил, наблюдая за реаниматологами, работавшими в инфоклинике:
— Реаниматологов тут нет. Они в реанимации, работают с пациентами, в том числе с вашим С.
— Дайте телефон главврача!
— Зачем вам телефон главврача?
— Мы хотим решить вопрос!
— Какой вопрос?
— Срочный вопрос!
— Какой срочный вопрос?
— Мы хотим перевести его в больницу N. Потому что вы нихера не лечите, только гробите.
Краем уха в течение всего разговора я слышал разговоры коллег по поводу написания посмертного эпикриза на С… и я сказал:
— Вряд ли вы его сможете перевести в больницу N…
Гуманоид на том конце провода не слышал меня, это особенность всех имбецилов, не слышать собеседника, а слышать только свою психопродукцию. Он продолжал гнать пургу, а я, тем временем, спросил реаниматолога: «Что с С? Он вообще жив?»
Тот живо откликнулся: «А что? Его родственники звонят?»
Забрав у меня телефон, он поинтересовался, кем приходится звонивший пациенту С, после чего сообщил, что С умер, тело вывезено в морг… конец связи.
Не успел он положить отключенную телефонную трубку на стол, как она снова зазвонила… но никто не стал отвечать на звонок. Просто отключили звук и забыли про неё.
Через некоторое время прибыла делегация родственников С. Они встали лагерем на КПП, охранник позвонил нам по рации, и они стали верещать: «Отдайте тело! Мы отвезём его в судмедэкспертизу!»
У рации нельзя было отключить звук, как у мобильного телефона, поэтому её отнесли в дальнюю комнату, чтобы её не было слышно в рабочей зоне.
К вопросу о сбагривании пожилых людей, которые оказались не нужны своим родственникам. В тот день, кроме С, умерла ещё одна 84-летняя пациентка. 27-го июля она была выписана из своей квартиры. 30-го июля заботливые родственники вызвали ей «скорую помощь». Фельдшер КСМП поставил левый диагноз «ОНМК» (= инсульт) и отвёз бабушку в БСМП (больницу №2). Там ей этот диагноз исключили, и, к своей радости, обнаружили на КТ ОГК «Вирусную пневмонию», и переправили тело к нам. Родственники не были настроены забирать бабушку после исключения ОНМК, из квартиры то её уже выписали, теперь она бомж, а диагноз «пневмония» позволил врачам больницы №2 перекинуть тело в ковидарий.
В посмертном эпикризе я написал основным диагнозом «Вирусную пневмонию», а конкурирующим «ОНМК».
Наутро 04 августа: за предыдущие сутки выписано 13 больных, умерло 2, поступивших не было, в стационаре 109 пациентов (из них ковид-положительных 30), пневмоний 104 (из них ковид-положительных 25), в реанимации 8. Всего с начала мая через наш ковидарий прошло 740 пациентов.
