Глава XXIX, — Лола со всеми вытекающими
Утром Лола устремилась к своему рогатому медвежонку, а я из больницы пошёл к себе в офис, по дороге осмысливая пережитое ночью в её объятиях. Имела место быть та самая химия, когда двоих людей переполняет страсть, и они уединяются в первом попавшемся укромном месте, чтобы её слить… «когда пизда отличная, и искры из жопы летят во все стороны, и гремят пушки, и сотрясаются горы, и ревёт океан»…
Что она успела рассказать мне про себя… отца она смутно помнила, они с матерью рано развелись… мать второй раз замуж не вышла, общалась с мужчинами, но в дом их не приводила. Про жениха Лолы сказала таким образом:
— Хуёвый плетенёк, да за ним затишка…
Иными словами, «дерьмо, но моё».
Странная логика у некоторых дамочек. Они ураганят с чёткими пацанами, а в мужья выбирают утырков наподобие Медвежонка.
Я разыскал Лолу в соцсетях – полным полно фотографий с Медвежонком. На фото – органично смотрятся, одной национальности, одного возраста. Что, хороший парень, положительное впечатление, славный малый… но не было в нём ни огня, ни пороха. Какой-то плюшевый амбал. Да и она рядом с ним – бытовая пися. Не было на домашних фотографиях той обворожительной порочности, которой она сверкала на работе.
И я стал размышлять, во что выльется наше с Лолой вчерашнее приключение. Учитывая значительную разность в возрасте.
Не слушайте теоретиков отношений, которые витийствуют о том, что «зрелые женщины – как выдержанное вино, чем старше, тем лучше». По этой логике, идеальные женщины — это столетние старухи. Самое главное для мужчины в контакте с женщиной – это тургор тканей (= напряжённое состояние оболочек живых клеток). Чтобы губы засасывали, сиськи стояли, жопа не продавливалась, чтоб писька обжимала, чтоб сила трения была, и не было такого, будто «тыкаешь в кисель».
Я не против общения с умными зрелыми женщинами, которые «как выдержанное вино». Я против контакта на уровне слизистых с этими старыми вагинами. Могу иной раз вербально пообщаться с умной продвинутой интересной в плане словесного общения возрастной дамой… но после этого трахаться буду с неинтересной в плане общения, но интересной в плане молодости и упругости тела малолеткой.
Придя в офис, я спокойно позавтракал, выпил кофе, потом набрал своему единственному пациенту и сказал, что я на месте и могу его принять.
Он пришёл примерно в половине одиннадцатого, в течение часа ему была выполнена процедура. После чего он ушёл, а я немного позанимался на тренажёрах, и отправился на дачу.
Там я вспомнил про июньский график и позвонил заведующей гастроэнтерологией. И она мне выдала такую информацию: «У экономистов не получается свести концы при том раскладе, что они сами предложили, поэтому мы возвращаемся к прежнему режиму, то есть посуточным дежурствам. Это значит, работаем по графику, составленному твоей старшей медсестрой».
Мне не совсем это было понятно. Бюджет один и тот же. Количество сотрудников одно и то же. По количеству рабочих часов тоже раскидали так, что для каждого сотрудника получалось одинаково что с первым, что со вторым вариантом. Почему же тогда «не получается свести концы»?
«Определённо, кого-то хотят кинуть», – подумал я. И рассудил таким образом: «Мне всё равно кого, главное, чтобы не меня».
Я позвонил своей старшей, поделился всей свежей информацией, и спросил, когда у меня очередное дежурство по её графику. Она ответила:
— Третьего июня – сутки. Всего на ставку вам надо отработать в июне семь дежурств.
Вот так вот. На мой вопрос, почему так, она дала пространный ответ, мол, июнь отличается от мая, май от июня, бла-бла-бла… из которого я ничего не понял. Как бы в мае больше праздников, и больше дней, чем в июне, и на ставку у меня получалось 6 суточных дежурств. В июне меньше дней, и на ставку необходимо отработать 7 дежурств.
Возможно, разгадка в том, что мы начали работать как ковидарий не с начала мая, а только со второй недели.
ОК, как бы то ни было, 3 июня я приехал в больницу к 8 утра. Сразу отметил, что в смене раза в два больше врачей. По новому графику часть докторов работало в дневную смену, то есть 8-часовой рабочий день. На сутки вышли трое – я и двое реаниматологов, а когда вся дневная смена врачей убыла в 16-00 домой, в ночь заступили двое. Меня порадовало, что мне не надо было ходить на обход. В мои обязанности входил приём поступавших в больницу в приёмном отделении. Это гораздо лучше, ты видишь пациента всего несколько минут, отправляешь в отделение, и забываешь о нём навсегда. Многие клиенты априори чем-то недовольны, но им можно наобещать горы золотые, типа, тут вас пообследуют-полечат, там в отделении условия пятизвёздного отеля, бла-бла-бла)))
И совсем другое дело в отделениях. Тем, кто там работает, приходиться несладко. Пациенты и орды их родственников нереально выносят мог – «мне плохо а всем вокруг всё равно», «меня не лечат не обследуют», «со мной никто не разговаривает не докладывает результаты исследований», «отвратительная еда, отвратительные условия пребывания»… и прочая… и прочая… Что бы ты ни сделал, им это не понравится. Поэтому лучше вообще ничего не делать, по крайней мере, будет не так обидно.
Итак, оставалось надеяться, что никто не поступит по «скорой помощи». Теоретически, я мог отдыхать целый день.
И мне действительно удалось отлично побездельничать до часу дня, мы с Лолой прекрасно провели время в одной из свободных палат на втором этаже…
Она поменялась дежурствами с другой медсестрой, чтобы выйти со мной в одну смену. Конечно, это меня обрадовало… но… своим поведением она дала пищу сплетням. Понятно, что в момент близости она называла меня на «ты», присовокупляя нежные прозвища «персик» и «зая»… что характерно, она давала прозвища и моему причиндалу: елдина, чучак, мудозвонство, например… но при коллегах всё-таки надо было соблюдать субординацию. Она же говорила эти вещи как бы на расстоянии от других, но достаточно громко, и это невозможно было не услышать… «Хочу, чтоб ты меня оттрахал как следует», «Моя киска требует суперотжима» и всё такое… В общажной жизни нашего ковидария нужно было проявлять хирургическую сноровку, отношения это здорово, но выставлять их напоказ uncool.
А в час дня позвонил охранник и сообщил, что на территорию заехала «скорая». Мы с санитаркой и медсестрой (Лолой) поднялись из чистой зоны на третий этаж, стали переодеваться в санпропускнике… я одел защитный костюм… и она стала его с меня снимать, требуя, чтобы я надел другой, потому что «этот не подходит». Буквально содрала его с меня, как в киношных постельных сценах, где любовники срывают друг с друга одежду перед тем, как заняться любовью. Кроме нас, в санпропускнике были другие медработники, бросавшие на нас недоумевающие взгляды… особенно при её словах: «Блин, накончал, из меня до сих пор вытекает»…
…Наконец, переодевшись, мы прошли через весь этаж до конца, и на лифте спустились на первый этаж, в приёмное отделение. Там мы быстро приняли двоих пациентов, Лола оформила истории болезни, отсканировала все документы, я опросил больных, потом санитарка проводила их в отделение.
Я немного подождал, вдруг кого ещё привезут, потом снял защитный костюм в санпропускнике, помылся, оделся в чистую одежду и вернулся в чистую зону. Лола с санитаркой остались в приёмке.
В чистой зоне я стал отвечать на звонки, все, как один, левые – отдел эвакуации спрашивал, сколько свободных мест, родственники пациентов терроризировали вопросами, типа, что там с мамой-папой-бабушкой-дедушкой-тётей-дядей, какие анализы, какой прогноз, и так далее.
У меня разболелась голова, а она у меня болит только в одном случае – когда я голоден. В такие моменты я перестаю что-либо соображать. Есть ещё одна физиологическая потребность, при острой необходимости в которой изменяется моё состояние, но, благодаря Лоле, остроты проблемы пока что не было.
Я оставил административный телефон в рабочей зоне и устремился на кухню. Однако, едва я разогрел еду и приступил к поглощению пищи, раздался звонок уже на мой мобильный: очередная «скорая» доставила двух больных… я не мог длинно и фигурно выругаться вслух, как я это люблю делать, потому что рот у меня был набит едой… зато я это сделал мысленно. «Война войной, а обед по расписанию», – резонно решил я и спокойно продолжил свой обед.
К моему прибытию в приёмное отделение одна пациентка уже была оформлена, другая почти. Я опросил их, записал все данные на листке бумаги, и санитарка отвела их в отделение.
Мной было принято уже 4 пациента, и ни один ещё не был занесен в инфоклинику (я должен был написать первичный осмотр, а направления анализы и листы назначений – забота тех, кто сидел в чистой зоне). Обычно я занимался этим в чистой зоне, ибо достаточно неудобно работать на компьютере в защитном костюме, в запотевших очках. Но сейчас я решил этим заняться, потому что мы ждали ещё двоих пациентов, за которых отзвонились со «скорой».
Однако, стоило сосредоточиться на написании осмотров, приехала «скорая» с пациентами, которых мы ждали. И тут началось… первый конфликт за день. Это была семейная пара, муж с женой, которые требовали, чтобы их отпустили домой, там бы они собрались, прибрались в доме, поделали необходимые дела, а потом бы спокойно приехали в больницу.
Я даже не стал их опрашивать. Из словесной перепалки между ними и Лолой стало ясно, что они несколько дней болели, куда-то обращались, к ним приходил врач из поликлиники, они сдали тест на коронавирус, результат пока не готов, но врач направил их сразу на госпитализацию в нашу больницу по «скорой». По дороге им сделали компьютерную томограмму органов грудной клетки, у обоих на КТ «типичная для COVID-19 двусторонняя полисегментарная пневмония». Они «не думали, что так всё серьёзно и надо обязательно госпитализироваться, думали, что просто поедут бесплатно сделают томограмму, а там по обстановке»…
Мне пришлось вмешаться, я заявил, что, если они уже прибыли в инфекционнй стационар и находятся в грязной зоне, каковой является приёмное отделение, то мы никак не можем отпустить их домой. Они могут самовольно покинуть помещение (на видеозаписи с камер это будет видно), и мы обязаны будем сообщить об этом в Роспотребнадзор, Росгвардию и т.д. и их принудительно вернут в больницу, да ещё оштрафуют.
Они принялись в лучших традициях возмущаться, угрожать, причитать, куда-то звонить, пытаться «решить вопрос». Мне по опыту было известно, что любое миндальничанье с больными слишком дорого потом обходиться, поэтому спокойно сидел и наблюдал за их дёрганьем.
Наконец, когда им надоело дёргаться, они расписались в своих медицинских картах и пошли вслед за санитаркой в отделение. А я стал работать в инфоклинике. Едва я оформил два осмотра, привезли ещё одного пациента. Стали оформлять его.
Когда покончили со всем этим, было уже около восьми вечера. Я сказал девушкам, санитарке и медсестре Лоле, чтоб шли в санпропускник вперёд меня. Девочки переодеваются и моются в душе обычно с девочками, мальчики с мальчиками. Лола с санитаркой не пошла.
Когда та переоделась и прошла в чистую зону, – Лола специально ходила в санпропускник проверять, когда он освободится, – мы с ней проследовали в первое помещение оного, в котором сняли с себя защитные костюмы. Она вела себя абсолютно спокойно, хотя могла бы чего-нибудь отчебучить, – на всём этаже, кроме нас, никого не было. Бросив костюмы в специальный бак, прошли в душевую, там сняли с себя хирургические костюмы, брюки и блузки, предназначенные для одного похода в грязную зону, побросали их в бак… снятое нижнее бельё положили на подоконник…
Я вспомнил слова одной песни группы Сектор Газа: «Тут мы друг друга поняли без слов, ведь у нас очень чистая любовь, на фига слова нам, мы и так поймём, кто о чём думает, ночью мы вдвоём».
Обнимались-целовались мы не больше минуты… потом она примостилась на подоконнике и мы занялись любовью.
Сделав дело, мы искупались в душе, прошли в следующее помещение, в котором была оставлена чистая одежда, оделись, и проследовали в чистую зону… ловя на себе внимательные взгляды коллег.
Мы были слишком увлечены друг другом, чтобы загоняться по поводу сотрудников, наблюдавших за парочкой, следовавшей из санпропускника, из которого по парам не выходят. Переодевшись в уличную одежду, мы отправились в супермаркет. Набрали еды, напитков, – я взял Бехеровку и лимонный Швепс, у Лолы предпочтений не было, она сказала, что немного попробует мой напиток.
По возвращению в больницу мы поднялись на второй этаж, прошли в пустующую «нашу» палату (мы обретались в палате №12), поужинали, я накатил, Лола от алкоголя отказалась. Только понюхала налитую в стакан Бехеровку и поморщилась: «Брандахлыст какой-то!»
Потом я спустился в рабочую зону, чтобы оформить всех принятых больных в инфоклинике, Лола осталась в палате. Переделав дела, я вернулся к ней… но тут позвонил охранник и сообщил о том, что на территорию заехала «скорая помощь».
Пришлось снова идти в грязную зону. Лола пошла со мной, хоть и не должна была, она свои часы отработала, и вместо неё должна была пойти другая медсестра.
То, что я увидел в приёмке, мне не понравилось: тело мужского рода на каталке в памперсах. Дрова дровами для его 72-х лет. Подарочек из больницы №2, в которой я поддежуриваю и не работаю с середины апреля, так как моё основное место работы превратилось в инфекционный госпиталь.
Родственники вывали «скорую», чтобы избавиться от недвижимости, фельдшер «скорой» отвёз тело в больницу №2 с левым диагнозом «Инсульт», там его исключили, сделали томограмму лёгких, выявили, к великой своей радости, вирусную пневмонию, и перекинули тело к нам.
Ну что ж, мы оформили историю болезни, санитарка повезла валежник в отделение, и я стал подумывать, не пора ли возвращаться в чистую зону, как вдруг позвонили по местному телефону и сообщили, что нам везут по «скорой» ещё одого пациента по договорённости с начмедом.
ОК, мы стали ждать. Я оформил осмотр в инфоклинике (люблю когнитивных больных, продуктивный контакт с которыми затруднён, и они не могут рассказать анамнез и рассказать всю свою жизнь, чем они болеют, чем переболели, сколько операций было в жизни, на какие препараты аллергия, – попадаются такие профессиональные больные, которые могут часами обсуждать свои болячки, таскающие с собой тонны выписок, что самое неприятное, в этих бумагах надо ковыряться и переписывать все диагнозы и прочие данные в свой осмотр). В случае с дровами, которые, к тому же, без родственников, можно воспользоваться соответствующим шаблоном «Дрова» в программе «Инфоклиника» и скопировать оттуда следующее: «Пациент жалобы не предъявляет. Анамнез не поясняет в силу когнитивных нарушений». И ВСЁ!!! Не надо выслушивать весь этот бред, не надо анализировать тонны выписок, работа с больным занимает меньше минуты, – и туды его в отделение.
Лола, моя идеальная помощница, дремала, сидя за рабочим столом. Я прошёл в смежное с приёмкой помещение, экстренную перевязочную, открыл окно, лёг на кушетку, подложил под голову какой-то валик, сдвинул немного в стороны респиратор и очки, чтобы можно было нормально дышать и не давило на переносицу, и задремал… и мне даже что-то успело присниться…
Говорят, человек не слышит свой храп. И я до определённого момента не верил Ирине, когда она предъявляла за мой храп, особенно после того, когда я перебарщиваю с алкоголем, и она была вынуждена уходить спать в зал… но с какого-то изменчивого часа я стал слышать свой собственный храп в момент засыпания, и, если я не успел полностью погрузиться в сон, то отчётливо слышу это «хрю-хрю». Или, когда я успеваю по-настоящему заснуть, сплю некоторое время, потом какие-то звуки прерывают мой сон, телефонный звонок, например, и при пробуждении я опять же слышу это хрюканье. В любом случае, если ты слышишь это хрюканье, значит, ты ещё (или уже) не спишь, а значит, бодрствуешь.
Именно в такой момент, когда я был разбужен голосом охранника, кричавшего в рацию: «Восток, это Камчатка! Скорая по договорённости с начмедом!», то услышал это своё хрюканье.
Рация шумела не там, где я спал в своём противозачаточном костюме, и даже не в соседнем помещении, а через помещение. Было слышно так, будто орали прямо в ухо.
Кстати, я так и не научился пользоваться этим уоки-токи, хотя там для разговора надо нажать слева на кнопку. Эту доисторическую штуковину приобрели из-за того, что мы не могли пользоваться мобильными телефонами в грязной зоне. Можно было бы засовывать их в футляр для подводного плавания, стерилизовать его при каждом переходе из грязной зоны в чистую, но лично меня, как индивидуума, живущего в энергосберегающем режиме, это слишком сильно бы напрягало, а посему я такой возможностью не воспользовался.
Названия для помещений были ещё те: приёмное отделение – Восток, чистая зона – Родина, пост охраны – Камчатка, главврач – Тайфун.
Пациент, которого нам привезли, оказался капризным восточным мужчинкой (для таких, как он, даже придуман диагноз «Синдром восточного мужчины»), и это всё объясняло: то, что договаривались за него утром, а прибыл он в час ночи; то, что он поступил по чьей-то договорённости, равно как и то, что вёл он себя, как последний мудак.
— …я от… это как его, как её зовут… – первым делом заявил он, едва попав в приёмник.
Я ответил ему настолько вежливо, насколько требовало нахождение под камерой:
— Мы давно вас ждём. Мы оформляем вас в больницу. Сейчас медсестра оформит историю болезни, и мы проводим вас в отделение.
Но капризный восточный мужчина не был бы капризным восточным мужчиной, если бы не начал каркать, обращаясь то ко мне, то к сыну, с которым разговаривал по мобильному:
— …эй, как тебя зовут?.. Рубен, он не говорит, как его зовут! Звони там, с кем ты договаривался!.. эй, куда пошёл, давай решать вопрос!.. Рубен, ты ей звонишь, что она сказала, меня сюда будут ложить?!. Эй, иди сюда, возьми трубку, говори с Рубеном!!! Вай Рубен, он ушёль, звони срочно этой, как его…
Бросив на ходу Лоле: «Я ухожу!», я демонстративно покинул приёмник, и, быстро переодевшись в санпропускнике, вернулся в чистую зону. Мне очень хотелось выпить, но я сдержался. Чем больше я выпиваю, тем громче храплю по ночам, а при Лоле не хотелось бы.
Я оформил осмотр капризного восточного мужчины в инфоклинике, заодно послушал, как дежурный администратор разговаривал по административному телефону то с одним придурком, то с другим – в половине второго ночи!!! Родственники пациентов требовали доложить о состоянии их здоровья, админ включил громкую связь, чтобы я послушал — судя по голосам, звонившие находились под действиями изменяющих сознание веществ.
Очередным дозвонившимся на административный телефон оказался сын капризного восточного мужчины, администратор передал мне трубку, чтобы я поговорил с ним. Прокурорским тоном он потребовал полный отчёт, что вообще с его папашей, как будут его обследовать и лечить, когда он выздоровеет. Это их национальная черта. Особенно мне нравится, когда они загадочно говорят в 2 часа ночи: «Знаете, может это поможет вам разобраться в данном случае… 20 лет назад у моего папы уже было что-то подобное… мы все перепугались, вызвали скорую помощь»…
Они могут сутками напролёт нести эту ахинею, такое ощущение, что у них нет работы, нет домашних дел и смысл их существования заключается в том, чтобы выклёвывать врачам мозг.
В общем, чем быстрее прервёшь эту ослиную беседу, тем лучше. И я бы вообще не разговаривал с данным конкретным придурком, сказал бы, как обычно: «Всё нормально!» и положил трубку, но, был вынужден хоть что-то сказать, потому что этот пациент был от руководства.
Потом на административный телефон позвонила дама, которую я сегодня принимал вместе с мужем в приёмном отделении и требовала, чтобы их отпустили домой. Теперь она возмущалась в ночи, почему к ней и её мужу не пришёл доктор, не посмотрел их и не начал обследовать и лечить. Я объяснил ей, что осмотр и назначение терапии уже имело место быть в приёмном отделении, мол, отдыхай, спи себе спокойно.
— Как?! И это ВСЁ?! – вскричала она.
Как в том анекдоте: «А поговорить?!»
Такие смешные. Много сериалов смотрят, наверное, типа «Интернов» или «Доктора Хауса». По их понятиям, пациента в больнице должна встречать команда из 20 медработников минимум, его должны уложить на каталку, воткнуть капельницу и везти на огромной скорости по длинным коридорам, на ходу делая уколы, давая таблетки и делая прочие ритуальные действия. Ну и дальше огромное количество обследований на красивых ультрамодных аппаратах, интенсивная терапия, всё такое прочее.
А тут нате из-под кровати – скучно встретили, поместили в обычную палату, дали горсть таблеток. А поговорить?!)))
В начале третьего ночи я добрался, наконец, до палаты. Лола ждала меня…
В этот раз она громко стонала во время секса, я просил вести себя потише, в коридоре и соседних палатах всё слышно, на мои слова она не реагировала, и у меня не получалось заткнуть ей рот поцелуями, она целовалась, но продолжала издавать звуки.
— Не могу сдерживаться, — сказала она потом извиняющимся тоном.
У меня сложилось впечатление, что она это делает специально. Прошлый раз она же смогла сдержаться, причём без видимых усилий, без сжатых зубов, судорог, засосов, и царапанья моей спины. Так же, как в санпропускнике, в котором никого не было, и там можно было орать в полный голос.
Утром я спросил, храпел ли я во время сна, она ответила, что нет, вот только шибко сильно «юлтузился». Что означало «ворочался». Да, что было, то было, я не могу спокойно спать, постоянно ворочаюсь, пытаясь найти удобное положение.
