M&D глава 101

Поделиться в соцсетях

glava101
Галишникова с Галимуллиной потеряли контроль над финансами. Вернее, контроль потерял главный врач со своим заместителем, ранее доверявшие им самостоятельно заниматься закупками для своего отделения. Теперь бюджет РКБ передали сразу трём структурам – КМИЗу, Татхимфармпрепаратам, и ООО «Парамита» – подконтрольная Рафаэлю фирма. Галишникова имела определенное влияние в городе – все ведь  рожают и попадают если не к ней, то обязательно к её знакомым. Пользуясь связями и правом обращаться к кому угодно, она добилась для Андрея аудиенции во всех этих структурах.
Во всех трёх организациях он представился директором фирмы «Экссон» (новое ООО, зарегистрированное в Москве), дистрибьютором «Джонсон и Джонсон» и многих других иностранных компаний; рассказал о том, что уже длительное время сотрудничает с РКБ и прочими больницами Татарстана, знает их потребности, и готов впредь выполнять их заявки – уже не напрямую (к сожалению). Своё расстройство он, конечно же, не показывал.

На КМИзе сразу отрезали – живых денег нет, и не будет. Если хотите сотрудничать, выбирайте в обмен продукцию нашего завода. Побывав на складе, и проведя долгие переговоры с заместителем директора, Андрей выяснил, что сможет обменять свой товар на какой-нибудь другой, и это необязательно должны быть неходовые инструменты, выпускаемые КМИЗом. Просто цена будет очень высока, но ведь можно накрутить цену и на свой товар!
— Как насчёт оборудования, вы можете поставлять медицинские аппараты, кардиомониторы, например? – спросил он.
Замдиректора ответил, что ему проще заниматься расходными материалами, а на оборудование нужны специальные согласования. Андрею нужно было реализовать взятые у Игоря Быстрова аппараты, а продавать всё остальное на таких кривых условиях просто не имело смысла. Поэтому он уговорил Галишникову, чтобы та выслала на КМИЗ заявку на кардиомониторы Jostra и противопролежневые матрасы.
На «Татхимфармпрепараты» он приехал вместе с Галимуллиной – она хорошо знала директора, и могла запросто сказать, что ей нужно. Встреча оказалась продуктивной, из приёмной сразу прошли к ответственному человеку, и подписали договор поставки и специальный «договор спонсорской помощи», по которому поставщик должен был перечислять 10% от сумм, оплачиваемых покупателем за товар. Таковы были условия работы с этим госучреждением.
Каким-то таинственным образом Рафаэлю удавалось выкруживать бюджетные деньги, которыми он пользовался, а на конечном этапе закрывал задолженность перед государственными организациями, отгружая продукцию через какую-нибудь прокладку. Так, медицинскими учреждениями занималась «Парамита», офис которой находился на территории бывшей плодоовощной базы, в центре города, позади гостиницы «Татарстан». В тесном помещении было не протолкнуться, стол стоял на столе, компьютер на компьютере, сотрудник на сотруднике. Куча народу, горы бумаг, папок, всё это перемешивалось и перемещалось. В этой кутерьме Андрея принял мужчина средних лет, представившийся Дамиром Алимовым. Он просмотрел красочный проспект компании «Экссон» и сразу заявил, что ему нужны скидки от каталожных цен не менее 50% и отсрочка платежа один месяц, так как,
— …мы отрабатываем схему, и со всеми так работаем. Поэтому, если вы платите врачам… лучше не делайте этого, а все скидки давайте нам, потому что все деньги – у нас, а не у них.
«Где-то я уже это слышал, не от твоего ли папы-Рафаэля, – подумал Андрей.
Он продолжил переговоры, сообщил, что является хозяином фирмы, и единственным человеком, который принимает решения, поэтому с условиями согласен… условно, что касается цен – конкретное слово будет сказано, когда покупатель покажет конкретную заявку. На двадцатой минуте выяснилось, что по РКБ у «Парамиты» лимиты все исчерпаны.
— В какой больнице у вас… такое же влияние, как в РКБ, и где вы сможете взять для нас заявку? – спросил Алимов.
— Шестая больница, ДМЦ (Детский медицинский центр)…
— Всё не то. А что с РКБ №2, это бывшая «обкомовская»?
С заместителем главврача РКБ №2 Андрея познакомила Галишникова, и до этого времени больница делала прямо-таки смехотворные заявки. Теперь стало ясно, почему – вся продукция выбиралась по зачётным схемам.
Просмотрев свои бумаги, Алимов спросил насчёт офтальмологии.
— О! Офтальмология – это моя страсть! – ответил радостно Андрей, пояснив, что прежде работал в иностранной компании, специализирующейся на производстве расходных материалов и оборудования для нужд глазных клиник.
— Городская клиника на Бутлерова, – сказал Алимов.
Андрей тут же без запинки назвал поименно руководство этой клиники (находящейся в пяти минутах ходьбы от офиса Парамиты), и выложил кучу разных подробностей, чтобы у собеседника не оставалось никаких сомнений в компетентности директора компании «Экссон».
Если в начале беседы у Дамира Алимова было несколько настороженное отношение, то к концу встречи они с Андреем разговаривали уже на одном языке.
— Давно работаешь в Казани?
— Сколько себя помню. Дело не в этом.
— А в чём?
— Дело в том, как вы будете платить.
— Мы платим хорошо… тем, кто хорошо с нами работает.
* * *
Андрей отчитывался в проделанной работе перед «барышнями» в ресторане «Танго». Исполнялись тишайшие, но очень эмоциональные песни с хорошей поэзией, интимной интонацией и тонкими аранжировками, где мрачноватая электроника прекрасно уживалась с прозрачной акустикой, включавшей в себя в том числе массу этнических инструментов с Востока.
— …по КМИЗу, если получится – деньги будут не раньше декабря, как реализуется рентгенпленка, которой они рассчитаются за мониторы. «Татхимфармпрепараты» – у них отсрочка на 30 дней, так что сентябрь месяц. Ну, а «Парамита» ещё не дала заявок.
И Андрей заверил, что помнит об их интересах в других лечебных учреждениях, с руководителями которых они познакомили и очень рекомендовали в качестве поставщика.
— Мы не сомневаемся в тебе, –  сказала Вера Ильинична.
Нона Ильинична поинтересовалась, куда делся Вениамин Штейн.
— А что куда делся… У него там неприятности в Джонсоне. Те Стеррады, что вы купили, не пошли ему в план. Ему не засчитали эти двести пятьдесят тысяч.
— Но ведь это полностью его заслуга, он сделал нам презентацию, и мы решили купить у вас стерилизатор! – удивилась Вера Ильинична.
— Эти деньги пошли Виленской в план, и она получила премию. Она занимается Стеррадами, и доказала начальству, что эта продажа – результат её работы. Вениамин объявил бойкот, сидит дома, и забил на командировки. Не поехал на sales-meeting в Турцию и даже продинамил поездку в Штаты на конференцию – там собираются важные дядьки, в том числе ваш земляк, кардиохирург Акчурин, оперировавший Ельцина. Вместо Штейна туда поехала Виленская. Сам он отключил сотовый и строит дом.
Нона Ильинична закурила сигарету.
— Это, я считаю, глупо. Надо не сидеть дома, а поехать в Москву, и отстоять свои права. И эта московская девушка правильно сделала, что перехватила деньги у такого размазни.
— Это несправедливо, Нона, мы должны ему помочь! Давай позвоним в Джонсон!
— Вы тут неправы, Вера Ильинична! Если б мы сидели каждый по домам, у нас бы не было ни этих Стеррадов, ни генетической лаборатории, ничего бы не было. Даже сейчас, когда у нас отняли финансирование, мы смогли что-то сделать. Вот, упали на хвост КМИЗу, вышли на «Татхимфармпрепараты», и так далее. Закроется лавочка – другое что-нибудь придумаем.
— Ты считаешь, не надо помогать ему?
— Он в состоянии сделать это сам.
Некоторое время «барышни» спорили, в итоге Вера Ильинична уступила Ноне Ильиничне:
— Хорошо, мы не будем его вытаскивать.
И обратилась к Андрею.
— Как твой наследник?
— Мы сказали первое слово – в день, когда нам исполнилось полгода.
— Какое?
— «Папа», какое же ещё? Он сидел на диване, я встал перед ним на колени, и говорю: «Алик, ну скажи «папа», ну, пожалуйста: «папа», «папа». И он сказал – сначала просто «па», а потом полностью выпалил: «папа»!
И Андрей закончил гордо:
— Вот так!
— Тут не обошлось без маминого вмешательства, – уверенно сказала Вера Ильинична. – Это она тебе сделала приятное – научила сына. Кто ж ещё, ты ведь всё время в командировках.
Андрей потянулся за сигаретой – обе «барышни» курили, и ему приходилось за компанию. Нона Ильинична поинтересовалась, не начал ли он строить себе дом.
— Всё это пустое, всё лирика, – ответил он. – Скажу, как доктор доктору: строительство дома – это конец.  Напоминает строительство пирамиды – строишь её, чтобы упокоиться в ней, когда стройка закончится. Вот что такое – строить самому. Если построил дом и ещё жив, начинаешь делать часовню, на очереди – усыпальница там, или склеп.
— Что-то совсем мрачно, сразу видно, работал в морге, – заметила Вера Ильинична. –
Что же теперь, не жить в частном доме?
— Послушайте, дело не в том, жить или нежить. Дело в самом процессе. Хочешь дом – купи готовый, и отправь заместителя проверить, работает ли санузел, не протекает ли крыша – всё равно сам не рубишь в этом. Опять же, тут вопрос не в цене, не в том, что купить всегда дешевле – можно поторговаться, или кто-то нуждается, отдаёт по дешёвке; а когда строишь сам, попадёшь на стройматериалах, и строители всяко на**ут. Дело не в этом. Дело в том, что, когда ты замыкаешься в четырёх стенах, зацикливаешься на процессе строительства, то теряешь связь с реальностью. А стройка может длиться бесконечно – сначала коробка, потом отделка, ремонт, там, глядишь, трубу прорвало, там замок заклинило. Опять же, если всё в порядке, открываются новые горизонты, другие вопросы начинаются: часовня, усыпальница, склеп… Но все эти горизонты находятся в пределах того порочного круга, который человек сам себе очертил – возведение стен. Замкнуться внутри них – значит уподобить себя петухам, удел которых стеречь кур.
Он потянулся за новой сигаретой. Улыбнувшись, спросил Нону Ильиничну:
— Как там ваш, не женился?
Она чуть не поперхнулась мартини:
— Напугал меня как, бог с тобой! Повезло – мы оказались не такие большие. Нас обошли и выбрали взрослого мужчину. Конечно, поплакал наш жених, погоревал, да и успокоился. Ну, не стреляться же из-за какой-то мартышки! Хорошо, что всё случилось летом – учебный год на носу, выпускной класс, в следующем году – поступление в институт. Нам сейчас не до любви.
И добавила:
— Берегись десятиклассниц, Андрей! Со своими горизонтами…
Штейна больше не вспоминали. «Мы не будем его вытаскивать», – это было приговором. «Барышни» имели большое влияние на «Джонсоне», поэтому могли заявить, что будут работать только с Штейном, как зимой поставили ультиматум – только Совинком, и никто другой. Город Казань стал последним пунктом, откуда Штейн был вытеснен. Теперь он сделался совершенно никчемен: новых клиентов не нарабатывал, а старые не хотят с ним иметь дело.