Карибский кризис. Часть 1, глава 32

Глава 32,
Татьянин день
Итак, мне нужно было завоёвывать Таню снова.
После той встречи во время снегопада я смог приехать в Волгоград уже после Нового года, в начале января 2002-го, мы встретились с Таней, и для меня настал период бурного чувственного существования и глубокого уныние оттого, что каждое чувство неповторимо и возвратное его, столь же могучее движение находит человека уже иным и иначе действует, чем это было год, или десять лет, или десять дней, или десять часов тому назад.

Это было время бесконечного душевного томления, неповторимого в моей жизни, и те места, где я тогда бывал, впоследствии видел отчетливо и ясно перед собой, как только моя мысль возвращалась к тому периоду: волжская набережная, Центральный парк и густые его деревья, ночные клубы и музыкальные волны забойных электронных сетов, в которых я находил безнадёжную и печальную очаровательность; она существовала не сама по себе, а возникала потому, что была глубокая ночь, а рядом со мной – безмятежные Танины глаза на её утомленном ночью и музыкой лице.
Мы часто бывали в ночных клубах, и после таких походов, днём, на работе, я ощущал штормовой барабанный бит вокруг себя и невольно начинал приплясывать в такт. Звуки доносились откуда-то из параллельного пространства, где всегда три часа ночи, а спать не хочется совершенно. Но мне нужно было отработать день, и у меня не было возможности отоспаться, как у моей юной подруги.
В тот день она попросила, чтобы я сводил её в кино. Конец января 2002 выдался по-весеннему тёплым, для меня, не любившего зиму, это было настоящим праздником. В последнюю минуту узнав, что сегодня день студента, совпадающий с её именинами (у меня слабая память на даты), я купил букет лилий, и этим подарком завоевал возможность сорвать лёгкий поцелуй.
«Теперь до следующего праздника», – грустно подумал я, глядя на сияющее Танино лицо.
Мы смотрели «Потерянный город».
— Она идейная идиотка, – сказал я, когда мы вышли из кинотеатра, имея в виду Аврору, главную героиню фильма.
(действие фильма происходит в Гаване 1958 года. Благополучную буржуазную семью разрывают внутренние противоречия. Два брата становятся революционерами, третий – аполитичный Федерико, владелец ночного клуба, интересуется только своим бизнесом и не принимает ни чью сторону – ни сторону революционеров, ни сторону правительства. Его родной брат участвует в покушении на президента и погибает. Незадолго до этого он просит Федерико, чтобы тот позаботился о его жене Авроре, если с ним что-то случится. Похоронив брата, Федерико принимает участие в судьбе вдовы. Постепенно их отношения перестают быть просто дружескими. Возникает любовь.
В канун 1959 года революционеры свергли президента Батисту, которому пришлось бежать в США. Новые времена, новые идеалы, новые герои. Революционное правительство канонизировало всех, кто погиб за правое дело, в том числе мужа Авроры, а ее саму привлекли к своим революционным делам.
Родители Федерико требуют, чтобы он уехал в Америку (новая власть отняла почти всё, и его бизнес на грани разорения). Он покупает билеты для себя и Авроры, но она отказывается ехать, мотивируя тем, что обязана принять участие в жизни своей страны. Тогда Федерико уезжает один. В аэропорту кубинские таможенники отнимают у него все деньги и ценности, и в Америке ему приходиться работать посудомойщиком, тапером – то есть выполнять поденную работу. Через некоторое время Аврора находит его (она становится кубинским дипломатом) и пытается уговорить вернуться на родину. Но получает отказ.
Фильм заканчивается тем, что Федерико разворачивается и открывает ночной клуб. Он смотрит старое видео, на котором он и Аврора в их лучшие времена).
Таня резко ответила на мою реплику:
— Аврора сказала, что она жена своего мужа, и будет находиться там, где он есть, и разделит его судьбу.
— ?!!
— Её погибший муж – брат Федерико.
«Первый, кто откроет лицо невесты, становится ей близким», – вспомнл я свои собственные слова.
После кино мы просидели в кафе около часа. Таня была очень резка, часто обрывала меня, когда я шутил, она сдерживала свой смех, и, улыбаясь против воли, говорила: «Не смешно!». И, так как она была в плохом, как мне казалось, настроении, то у неё было впечатление, что и другие всем недовольны и раздражены. И она с удивлением спрашивала меня: «Что с тобой? Ты не такой, как всегда», – хотя я вёл себя нисколько не иначе, чем всегда.
Я проводил ее домой. У подъезда, когда дотронулся до её плеча и собрался уже прощаться, она вдруг раздраженно сказала: «Ты что, не зайдешь ко мне?» – и произнесла это таким сердитым тоном, как если бы хотела прогнать меня: уходи, разве не видно, что ты мне надоел? Мы поднялись к ней (Арина с Кириллом, Таниным младшим братом, уехали за город). Прошли в ее комнату. Подойдя к пианино, Таня открыла крышку, пробежала по клавишам. Я подошел к ней, взглянул на фото в рамке, стоящее на пианино, на котором мы вдвоём на набережной, обнявшись, и сказал:
— Танюша, мне тяжело, я не понимаю, что происхо…
Я не успел договорить; глаза Тани из серо-зеленых стали почти черными, и я с удивлением увидел – так как перестал на это надеяться – что она приблизилась ко мне вплотную и её грудь коснулась моего застегнутого пиджака; она обняла меня, ледяной запах мороженого, которое она ела в кафе, вдруг почему-то необыкновенно поразил меня, судорога прошла по её телу, и она сказала:
— Скажи, ты разве не хочешь меня!?
Туманные глаза её, обладающие даром стольких превращений, – эти глаза я долго видел перед собой; и когда она заснула, я повернулся лицом к стене и задумался над Таниными словами.
«Аврора сказала, что она жена своего мужа, и будет находиться там, где он есть, и разделит его судьбу».
Я лежал рядом с ней и долго не мог заснуть; я думал, что она для меня только одно из наслаждений в бесконечной цепи возможных наслаждений. Но наслаждение воплотилось для меня в Тане, и если бы я размечтался о тех бесчисленных женщинах, которые, как я предполагал, еще долгие годы будут украшать мою жизнь, они все предстали бы передо мной в образе Тани. Но такая привязанность угрожала моей семье. А эта первокурсница, которой через месяц исполнится восемнадцать, научилась управлять мной. И, что самое досадное, у неё это неплохо получается.