Третье сентября, пятница, – день начался, как обычно: пробуждение в 6 утра, бутерброд и кофе на ходу, и бегом в реанимацию к матери. Она спокойно лежала на боку, дышала кислородом, сатурация 80-85%… иногда приближалась к 88-89%. Я выбросил в мусорный бак пакет с накопившимися за ночь салфетками и пошёл к в палату отцу. Там я приготовил маме еду и вернулся к ней в реанимацию.
Она съела две ложки икры, отпила немного смеси, выпила полстакана свежеотжатого цитрусового сока с перепелиными яйцами. В половине восьмого я покинул её, чтобы сходить на утренний рапорт к главврачу.
В начале десятого я опять был у матери. Когда она вела себя спокойно, и мне не нужно было помогать ей переворачиваться с одного бока на другой, поправлять маску, и так далее, я сидел рядом с кроватью на табуретке и лазил по интернету. Среди всего прочего обнаружилась публикация под интригующим заголовком «Как быстро избавиться от Ковида и прочих неизлечимых болезней». После длинного вступления, в котором автор рассказывал читателю о том, как же это плохо – болеть, был описан механизм действия вирусов. Оказывается, вирус сам по себе безвреден, просто он повреждает клетки, и они становятся уязвимыми по отношению к микроорганизмам, которых полным полно в нашем кишечнике. Вот они-то и добивают заболевшего человека…
Прочитав по диагонали все эти гениальные вещи, я добрался до собственно лечения. Чтобы победить болезнь, надо, во-первых, не паниковать, во-вторых, сохранять хорошее настроение, находиться в хорошей физической форме, и в-третьих, как можно больше находиться на свежем воздухе и правильно питаться. Касаемо питания – 2\3 рациона должны составлять сырые растительные продукты (ягоды-овощи-фрукты) и только 1\3 обработанные продукты (те же ягоды-овощи-фрукты плюс мясо-рыба и т.д.).
В конце статьи автор подчеркнул, что людям, которые следуют его рекомендациям, не страшна ни одна болячка, в том числе коронавирусная инфекция, онкология, иммунодефицитные состояния, инфаркт-инсульт, и далее по списку.
Мне с самого начала стало ясно, что автор – очередной мудак, но я всё равно дочитал до конца весь этот бред. Его бы сюда в реанимацию, чтобы он растолковал находящимся здесь смертельно больным, что надо почаще бывать на свежем воздухе и правильно питаться.
Уж как моя мама правильно питалась, – никто в мире так правильно не питался. И находилась преимущественно на чистом воздухе, на даче, в экологически чистом месте, на берегу реки, вдали от города с его промышленными предприятиями.
Порадовало также заявление о важности хорошего настроения и поддержания хорошей физической формы. Уж в каком позитиве всегда находилась мать, какую форму поддерживала, в её-то 70 лет, когда многие её оставшиеся в живых ровесники имеют букет хронических болезней, если передвигаются, то с трудом, и давно себя не обслуживают.
Много мы с братом перелопатили информации в поисках чудо-средства, которое бы спасло нашу мать. Но всё одно и то же – «Методические рекомендации по лечению COVID-19» с различными комментариями.
Последние рабочие годы мать возглавляла комитет экономики в администрации города. У неё были хорошие перспективы дальнейшего карьерного роста, но в 55 лет её выпроводили на пенсию. Пала жертвой интриг, если называть вещи своими именами. Всё, как обычно, как везде – есть люди, которые реально работают, а есть те, кто присваивает чужие заслуги и плетёт интриги, благодаря чему и держится.
За полгода до её выхода на пенсию мне позвонил один «решальщик вопросов» и сообщил, что освободилось тёплое местечко, должность директора государственного унитарного предприятия «Областная медтехника» (в собственности крупный магазин медтехники, склад, налаженные каналы сбыта по больницам), можно поставить туда своего человека… практически даром. В первую очередь я предложил эту должность маме. Она отказалась, для неё это был низкий уровень. У неё тогда было прочное положение и реальные перспективы, она и вообразить не могла, что её в самый последний момент подставят.
Тогда я устроил на это место знакомую из областного управления финансов, которая решала мне важные вопросы, и которую также выпроваживали на пенсию в 55 лет. В «Областной медтехнике» она успешно проработала около десяти лет, а потом открыла свой магазин по продаже медицинской аппаратуры и медицинских изделий и расходных материалов.
Да уж, недаром сказано: знал бы, где упасть, соломки бы подостлал.
Я уверен, что, если бы мама тогда согласилась, то означенное предприятие очень быстро стало бы крупнейшим поставщиком медоборудования в России… но, не судьба.
Выйдя на пенсию, мама целиком посвятила себя семье. Семья и так не страдала от недостатка её внимания, но с 2006 года это обрушилось на нас с невиданной силой.
Она была удивительно правильным человеком. Она говорила только правильные вещи. Каждое её слово должно быть «отлито в граните», ибо не было в её словах того, что можно было оспорить. Она доминировала в семье, но это было «правильное» доминирование. Всё в дом, всё для семьи, всё для приумножение благосостояния.
В начале третьего я вышел на обед. Взял в шашлычке шаурму со свининой, картошку Айдахо и шампиньоны-гриль. Когда я в половине пятого зашёл в реанимационную палату к матери, у меня затрясло голову оттого, что я увидел. Мать без кислородной маски лежала на спине, её мутный взгляд был устремлён на меня… но как бы мимо меня, мне показалось, что душа её где-то не здесь. Я бросился к ней:
— Ты что творишь!? Ты что, умереть хочешь?!
Она была в забытьи. Её глаза поглощали пространство…
И, вдруг, неожиданно твёрдо, она ответила:
— Да!
Холод сдавил моё сердце. Я вернул на место маску, лежавшую на подушке, и воздуховоды от дополнительных концентраторов, которые валялись на полу, пульсоксиметр и манжетку тонометра, подсоединённые к монитору… поправил подушку, простынь, собрал разбросанные салфетки, грязные с мокротой сложил в мусорный пакет, чистые сложил в кучку рядом с подушкой… дал Бисопролол (пульс зашкаливал за 120), попытался чем-то покормить… но никак не мог переварить услышанное.
Она заявила, что хочет умереть.
Я отметил про себя, что все подобные эксцессы случаются, когда никого нет в палате, ни меня, ни медсестёр. Мама лежала в двухместной «подсобке», а сестринский пост находился через помещение, в четырёхместной палате. Кроме того, дежурные медсёстры должны были работать ещё и в двух других помещениях операционных, где было развёрнуто дополнительно 4 реанимационных койки. Понятно, что нагрузка большая, но всё же я высказал медсёстрам, какого чёрта они не следят за матерью. Капельницы льются без остановки, меняются регулярно, за ними и за состоянием подключичного катетера вы следите, почему бы на пациентку не посмотреть, как она дышит, какая сатурация, ЧСС и давление. Они, как обычно, ответили, типа, ой, только что были в палате, всё было нормально, она была в маске, к монитору подключена.
Я собрал все силы в кулак, пытался растормошить мать, ввинчивая ей в мозг установки: «Ты сильная, ты должна справиться!», совал под маску трубочки: «Попей бульончик»…
— Потом… дай отдохнуть… нет сил, – отвечала она жутким утробным голосом.
Я сам был на пределе, но не физических, а каких-то других возможностей. Едва дождавшись, когда мать стабилизируется, сумев скормить ей бульон и питательную смесь, наказав медсёстрам не спускать глаз с матери, если что – немедленно звать реаниматолога, в начале девятого я вышел в чистую зону, переоделся, и направился в ближайший супермаркет за снадобьем, которое помогло бы мне преодолеть стресс. Крепкое решил не брать, взял старую добрую Бехеровку. С лимонным Швепсом очень хорошо зашло, примерно 400 мл мне хватило, чтобы прийти в норму… относительную норму, учитывая заявление матери, что она хочет умереть.
В десять вечера я вернулся в реанимацию и обнаружил мать в относительно нормальном состоянии – в маске, на боку, сатурация выше 85%, АД и ЧСС в норме.
— Мне что, отменить поездку Максима на дачу?! – неожиданно сам для себя выдал я. – У меня суточное дежурство во 2-й больнице, отменить не могу. Оставить тебя одну тут тоже не могу. Придётся Максу сидеть здесь с тобой завтра.
В её горле что-то заклокотало, она замотала головой, и выдала что-то нечленораздельное. Я ответил:
— Нет, ты товарищ ненадёжный, срываешь маску, не кушаешь. Макс приедет и будет сутки здесь с тобой.
В несколько этапов, хрипя и свистя, она выдала следующее:
— … иди спокойно дежурь… Максим пускай едет на дачу… мы с медсёстрами тут справимся…
Какое-то время я провёл в размышлениях, как действовать, достаточно ли стабильно состояние матери, могу ли я завтра её покинуть на сутки, может, мне не ехать завтра на дежурство в больницу №2, на кону ведь жизнь лучшей из матерей…
И я сказал:
— Утром придёт моя санитарка, покормит… потом они придут с медсестрой, сделают гигиеническую обработку… ты, пожалуйста, кушай…
Она сдавленно застонала, и то, что я услышал, сразило меня наповал:
— Мне уже восьмой десяток пошёл… уходи, не раздражай здесь никого…
Я хватал ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.
— Что… не раздражай никого… вообще-то я здесь власть… раздражать я никого не могу по определению, раздражать могут меня… что ты имеешь в виду: «Мне уже восьмой десяток пошёл… уходи, не раздражай здесь никого?!»
Всё было при ней, и это ужасное страдальческое выражение лица, бледно-серый цвет кожи, но взгляд пылал и неожиданно требовательные нотки голоса не оставляли выбора:
— Уходи!
— Как же я могу… – залепетал я.
Словно два факела, вспыхнули её глаза, грудь колыхнулась, и она нашла в себе силы, чтобы выкрикнуть:
— Уходи!
— Ты уверена?! Вот так «уходи», брось мать? Ты понимаешь, что, если ты не будешь есть, то не будешь выздоравливать, и уронишь сатурацию, и тебя придётся переводить на ИВЛ и принудительно кормить через зонд?!
Она глухо застонала:
— Да, ты уже говорил…
Я не мог просто уйти, вложив меч в ножны, не восторжествовав над тьмою, ниспосланною адом. Я пошёл к отцу… выпил немного водки…
Мама была 100% «домашней девочкой». Никогда не лежала в больницах. Даже не могу себе представить, какой это был стресс для неё круглосуточно находиться в общественном месте, где даже справить нужду и сделать гигиену тела можно только при помощи постороннего человека. Это само по себе являлось для неё тяжёлой травмой, ношей, которую она не могла уже нести. А ведь она была в ясном сознании, она не бредила. Что она думала в тот момент, когда поняла, что, возможно, скоро встретится со своими родителями?!
Побыв немного у отца, я вернулся в реанимацию. Посмотрел на мать. Жалость, великая нечеловеческая жалость к матери, наполняла уже переполненную мукой мою душу.
Конечно, она не отдаёт себе отчёта в своих словах и действиях, гипоксическая энцефалопатия даёт о себе знать. Контроль и уход, уход и контроль – вот что нужно сейчас делать. Предупредив медсестёр о том, что удаляюсь на ночлег в свою кибитку на первом этаже, наказав присматривать за матерью, я ушёл из реанимации.
