Наутро «сурки» отчитались в проделанной работе. Много шумели, бегали по коридору, дым стоял коромыслом, музыка орала на полную мощность. Сторож трижды приходил, чтобы призвать к порядку, и выпроводил их в начале двенадцатого. С самого начала у Олеси не сложился контакт с Лактионовым, и он переключился на Нелли. Из офиса они поехали к ней домой, и она оставила его на ночь. Что касается основного задания, в описании его выполнения у дружных «сурков» возникли разногласия. Еремеев по телефону сообщил, что трахнул Олесю прямо на столе. Когда встретились, Лактионов, отведя взгляд в сторону, показал, что видел, как Олеся присела к Еремееву на колени, что было дальше, не знает, так как вышел из кабинета. Заявления Еремеева при личной встрече уже не были столь категоричны – теперь он скромно признался, что Олеся «посидела на его коленях, потом расстегнула ему ширинку и припала к источнику». Из офиса разъехались по домам – каждый в свою сторону. Эта трогательная история была рассказана так неубедительно, что Андрею стало ясно: это полный провал. Сурки зря потратили его время и деньги, и вдобавок подмочили репутацию перед хозяевами офисного центра. Но отступать было некуда – он уже отчитался перед женой, иными словами, извлёк пользу из события, которое не состоялось. Значит, достоверность этого события уже не имеет значения.
С такими мыслями он пришёл на работу в понедельник. Вместо приветствия сказал Олесе:
— Мы расстаёмся. Ты слишком глупа, и твои глупые поступки… В общем, так больше не может продолжаться.
Она спокойно сняла с себя пальто, повесила его на вешалку.
— Я уберу мусор.
Андрей объяснил, что дело не только в мусоре. Конечно, это негигиенично и неосмотрительно – оставлять объедки, пустые бутылки, грязную посуду и окурки на целых два дня. Волокуша жуткая, да и палево, зачем?! Дело не в этом. Дело в том, что трахаться в офисе с деловыми партнёрами директора тоже как-то неприлично – в их, Андрея и Олеси, непростой ситуации.
С видом оскорблённой добродетели она заявила, что это наглая ложь. «Сурки» пытались что-то изобразить, она отшила их обоих, и за целый вечер от них не было даже никаких намёков, никакой любовной сигнализации. Она не какая-нибудь лошица, и умеет отказывать убедительно, так, чтоб не было вопросов. А если бы хотела с кем-то из них переспать, то сделала бы это, не афишируя.
Он видел, что она говорит правду, а после разговора с «сурками» её слова звучали особенно убедительно. Но решение уже было принято, и ничего не оставалось другого, кроме как идти до конца:
— Ты знаешь моё к тебе отношение, мою страсть. Объясняю на понятном языке: мне больно видеть, как ты заигрываешь то с одним, то с другим. Этот кобель, Данила, потом эти выблядки. Как ты думаешь, мне приятно?! Давай расстанемся на какое-то время, подумаем, потом встретимся и поговорим.
И он, притворившись оскорбленным её легкомысленным поведением до последней меры оскорбления, в красках пересказал случившееся в МНТК во время конференции, и вновь коснулся вчерашнего. Она же напомнила всю историю их взаимоотношений, сказала, что вела себя как все девушки, ничего тут нет особенного, если, не имея прочного чувства, общаешься с разными молодыми людьми, но узнавая Андрея всё больше и больше, она поняла, что это не просто связь. Она стала другой благодаря их отношениям. Она полюбила.
— Всё из-за тех слов, что я тебе сказала вчера в коридоре? Ты из-за этого решил расстаться?
Она всё ещё думала, что происходящий разговор – всего лишь разговор, что ей делают внушение, строгое предупреждение, и даже возмутилась – мол, и так понятны правила игры, но если уделять ей так мало внимания, толкая при этом в объятия других мужчин…
Андрей указал ей на это её непонимание необратимости процесса. И попросил расписаться в некоторых бумагах, и показать, где что у неё находится.
До неё никак не могло дойти, что она теряет всё – и мужчину, и интересную работу.
Тогда он подошёл к вешалке, снял пальто, и, взяв двумя руками за плечи, кивнул – мол, иди, я тебя одену. Олеся, посмотрев на Андрея с ненавистью, подошла, выхватила пальто из его рук, и выбежала из кабинета.
M&D глава 67
